Самый страшный эксперимент
«Извините, пожалуйста, вы не уступите мне место?» — этот невинный вопрос являлся кульминацией исследования, которое проводила в московском метро группа молодых психологов. Они хотели понять, что такое социальная норма и насколько сложно ее нарушить. Эксперимент показал, что две трети граждан готовы выполнить просьбу незнакомого человека, даже если она ничем не мотивирована.
Нет, не сейчас… Может, вечером. Или лучше — завтра. В конце концов, я вообще не обязан это делать. Я журналист, а не психолог. Мне положено интервью брать, а не самому эксперименты проводить. Я не хочу, я боюсь…
Но надо. Иначе как-то неприлично. Психологи, в том числе студенты, проделывали это сотни раз. Чем я хуже?! Да и бояться тут нечего. Это не чеченская война. Это Москва, вагон метро. Со мной ничего страшного не случится. Просто подойду и произнесу эту фразу из инструкции: «Извините, вы не уступите мне место?» Только и всего. Но…
Не могу… Что-то меня останавливает. Я здоровый мужчина средних лет. У меня ничего не болит. Я не могу просить уступить. Так нельзя. Я чувствую, что совершаю нечто недозволенное, неприличное. Это как снять штаны посреди улицы. Но ведь это же не просто так, это ради науки.
Нужно только подойти и сказать. Сейчас я войду в вагон и сделаю это.
«Адреналин подстегивал нас»
«Экспериментатор и наблюдатель заходят в вагон через разные двери».
«В вагоне все места должны быть заняты. Если хотя бы одно место свободно, эксперимент не проводится».
«В переполненном вагоне работать не следует: лучше смените линию».
«Не следует выбирать бомжей, пьяных, инвалидов, детей, явно больных, пассажиров с детьми, беременных, тех, кто спит, разговаривает по телефону».
«Попросить пассажира уступить место надо не затягивая время (но и не сразу же после входа в вагон). Лучше это сделать, когда поезд только разгоняется».
«Если место уступили, экспериментатор садится и сидит ровно 10 секунд. Затем встает, говорит так, чтобы слышали и соседи: “Извините, пожалуйста, это был научный эксперимент” (очень важно не забыть произнести слово “научный”, поскольку бытует мнение, что эксперимент — это хохма или прикол), и предлагает пассажиру снова сесть на свое место».
Это фрагменты инструкции, которую раздавали добровольцам. Главная задача — подойти к незнакомому человеку и попросить уступить место. Действие это кажется простым только на первый взгляд.
Все мои попытки проделать этот нехитрый трюк оканчивались неудачей. Всякий раз я решал для себя: «Вот сейчас подойду и попрошу» — но кто-то незримый зажи-мал мне рот и привинчивал ноги к полу вагона.
— Скажите, а вам не было страшно? — этот вопрос я задаю Татьяне Аль-Батал, выпускнице факультета психологии Государственного академического университета гуманитарных наук (этот небольшой вуз создали «под себя» несколько институтов РАН — философии, социологии, психологии, истории). Для Татьяны эксперимент в метро стал основой дипломной работы.
— Если честно… было! Но адреналин подстегивал, придавал сил. К тому же мы работали парами: экспериментатор и наблюдатель. Это как-то успокаивает. Но все-таки страшновато. Особенно вначале.
Вопрос о страхе кажется мне не совсем научным. Даже как-то неудобно. Но, с другой стороны, ощущения, возникающие при нарушении социальных норм, — это ведь тоже часть науки.
— Вы помните, как в первый раз попросили уступить место?
— Конечно! Это был молодой человек, лет тридцати пяти, высокий. Он сделал это без лишних вопросов, как нечто само собой разумеющееся. Встал и отвернулся. Я села на его место — сразу захотелось достать книжку, чтобы закрыться.
Почему нельзя петь в автобусе
Подошел, спросил, записал впечатления. Спрашивается, где же здесь наука? Но для социального психолога метро или автобус — это то же самое, что ускоритель для физика-ядерщика. Частицы человеческого общества здесь собираются в пучки, разгоняются, сталкиваются, расщепляются. Ученые, работающие на Большом адронном коллайдере, любят повторять, что для понимания материи ее нужно как следует раздолбать, подобно тому как ребенок, познающий мир, расшибает о стену свой пластмассовый грузовичок. Аналогично гуманитарии поступают с общественными нормами. Чтобы их понять, надо их нарушить.
Вся наша жизнь нашпигована этими нормами. Их тысячи, миллионы. Президента избирать больше чем на два срока — незаконно, а ковыряться в носу на публике — неприлично. Этот багаж человечество нарабатывало с каменного века. Правила дорожного движения, законы уличной торговли, санитарные нормативы, должностные инструкции — все они относительно четко прописаны. Указаны и наказания. За одно — штраф, за другое — от года до трех, за третье — увольнение. Но это все нормы формальные. А бывают еще и неформальные.
Социолог Гарольд Гарфинкель писал: «Если у Канта нравственный закон “внутри нас” вызывал мистическое благоговение, то для социологии нравственный закон “вне нас” является технической задачей». Звучит вдохновляюще.
Нет такого писаного закона, который бы гласил, что на перекрестке, после того как зажегся зеленый свет, нужно как можно быстрее жать на газ. Однако нарушителя ждет санкция — злобные гудки автомобилистов сзади.
Но правила поведения на перекрестке мы хоть можем сформулировать и рассказать другим, а бывают такие нормы, которые вообще незаметны до тех пор, пока кто-нибудь их не нарушит. Можно ли, к примеру, петь в автобусе? Или попросить случайного прохожего зашнуровать вам ботинки? Или, скажем, подарить другу на день рождения десять пачек стирального порошка?
Ответ однозначный: нельзя. Почему? Просто нельзя, не принято. Это противоречит стандартным сценариям поведения в очевидных ситуациях: «салон автобуса», «просьба, обращенная к прохожему», «подарок». Но что же случится, если попробовать нарушить какое-нибудь из этих правил?
Между театром и наукой
Был такой социальный психолог — Стэнли Милгрэм, которому удавалось очень убедительно препарировать отношения между людьми. На его эксперименты ссылаются все кому не лень, они встали почти в один ряд с библейскими притчами.
Самый драматичный из них — эксперимент с током. Обычным гражданам безо всяких психических патологий предлагали поучаствовать в исследовании механизмов памяти. Для этого нужно было наносить удары током другому добровольцу-испытуемому. Сначала напарник кричал, что ему больно. Потом — что у него плохо с сердцем. А затем просто замолкал, не подавая признаков жизни.
Почти две трети участников эксперимента дошли до последнего рубильника. Они, конечно, протестовали, но солидный ученый в белом халате все время говорил им: «Вы должны продолжать. У вас нет выбора. Вся ответственность лежит на мне». И они снова и снова врубали электричество.
Конечно, все это было подстроено: никаких ударов током не было, вопли воспроизводил магнитофон, а роль жертвы играл какой-нибудь младший научный сотрудник. Но эксперимент очень ясно демонстрировал, как легко склонить человека к нарушению нормы «не убий».
Результат страшный, но уж больно ситуация искусственная. Впрочем, Милгрэм провел немало опытов, вписывающихся в схемы самого что ни на есть повседневного поведения.
В конце 1970-х он читал в университете курс социальной психологии. На одном из занятий речь зашла о неформальных нормах, и чтобы студенты лучше поняли, что это такое, Милгрэм предложил им взять и нарушить, к примеру, какие-нибудь правила поведения в общественном транспорте. «Одно из них базируется на принципе “кто успел, тот и сел”. Другое предписывает воздерживаться от разговоров друг с другом», — писал позднее психолог.
Профессор предложил пренебречь обеими этими нормами: «Итак, вы подходите к незнакомому пассажиру нью-йоркской подземки и просто просите уступить место. Ну, кто готов?» Студенты отреагировали смехом, в котором чувствовалась легкая нервозность. Начались объяснения: мол, никто просто так место не уступит, нужно как минимум выглядеть больным и чахлым, а мы все здоровые и розовощекие. Никто не соглашался участвовать в эксперименте. Страх нарушить неформальную норму оказался сильнее дискомфорта, связанного с невыполнением задания профессора.
Но потом нашелся-таки герой, который взялся реализовать идею Милгрэма: это был студент Аира Гудмен. Вместе с напарником он отправился в метро. И вскоре по университету поползли слухи: «Они встают! Они встают!» Оказалось, что большинство пассажиров молча уступали место, не выражая никакого протеста.
Постепенно данных накопилось столько, что можно было проводить их статистическую обработку. 56% пассажиров уступали свое место в ответ на ничем не мотивированную просьбу — это усредненный результат, куда попали даже такие вопиющие ситуации, когда здоровый, бодрый юноша просил уступить место пожилую женщину.
Как честный преподаватель, Милгрэм решил сам поучаствовать в эксперименте. Позднее он рассказал об этом журналу Psychology Today: «Меня охватил совершеннейший безотчетный ужас. Но человек тут же поднялся. И здесь меня поджидал второй удар. Сев, я ощутил острую необходимость оправдать эту просьбу своим поведением. Я почувствовал, что бледнею, и скорчился так, что едва не уперся лбом в колени».
Когда Милгрэм заставлял испытуемых наносить удары током, они примерно так же бледнели и нервничали. Выходит, такая фундаментальная норма, как «нельзя истязать невинного человека», стоит не так уж далеко от бытового «нельзя просить уступить место, если у тебя нет для этого веских оснований».
Москва — Нью-Йорк
В 1984 году Милгрэм умер от сердечного приступа — редкий случай, когда психолог не дожил даже до 60 лет; обычно представители этой профессии живут очень долго. Благодаря своим экспериментам он стал легендарной фигурой в мире социальной психологии. Желание повторить его опыты появлялось у многих. Но мало у кого хватало духу претворить желание в реальные действия.
— Мы с ребятами на курсе как-то обсуждали работы Милгрэма, в частности его исследования в метро. И возникла идея — попробовать воспроизвести это в московских условиях, — рассказывает Татьяна Аль-Батал. — Сначала мы просто хотели проехаться и посмотреть, что получится, но мой руководитель Александр Ярославович предложил сделать из этого проекта курсовую работу, а потом и диплом.
Доцент ГАУГН Александр Воронов — наверное, самый крупный специалист в России по Милгрэму, в девяностые он даже пытался воспроизвести у нас в стране эксперимент с током, но западные грантодатели в один голос заявили, что такое сейчас финансировать никто не будет. Под руководством Воронова и началось исследование в столичном метро.