https://dzen.ru/a/YjifWI9Ws3ScEPTi?from_site=mail
# 107. В чем состоит главное озарение мировой философии и как наука объясняет великую способность человека меняться?
Однажды древние Афины посетил восточный маг и мудрец Зопир. И на своей собственной родине, и за её пределами он пользовался большой славой в качестве физиогномиста. Ему было достаточно беглого взгляда на внешность человека, чтобы проникнуть в его душу, в самую суть его характера и привычек, образа жизни и устремлений. Увидев на афинской рыночной площади Сократа в окружении многочисленных слушателей, Зопир незамедлительно заявил: «Это человек умственно отсталый и похотливый». На лицах собравшихся изобразилась крайне бурная гамма чувств. Изумление чередовалось со смятением, недоверием и возмущением. Одни не могли сдержать весёлого смеха, а другие – раздражённой насмешки.
Ученики Сократа принялись наперебой защищать его: «Видимо, Зопир, ты не так уж проницателен, как о тебе говорят, поскольку перед тобой стоит величайший мудрец Греции, признанный самим Дельфийским оракулом». «Наш дорогой гость, должно быть, очень уж утомился с дороги и его ум досадно притупился. Давайте отведём его в тень», – вторили другие. Сократ же, с другой стороны, спорить не стал. С невозмутимой улыбкой он произнес: «Друзья мои, Зопир всё говорит верно. Таким я и был бы, если бы не занятия философией».
Сократ был убеждён, что человеческий ум пластичен. Он полагал, что мы всегда сохраняем способность меняться к лучшему, несмотря на все ошибки нашего разума, несмотря на таящиеся внутри семена зла и пороки души. Мудрец никогда не отрицал ограниченности собственных познаний и того, что внутри него, как и во всех людях вообще, таятся дурные наклонности – извечный коктейль из агрессии, жажды, алчности, невежества, гордыни и страха. Более того, в отличие от большинства учителей жизни он не старался выставить себя в лучшем свете. Сократ не боялся признавать свои изъяны как наедине с собой, так и публично. Он прилежно выискивал их, изучал и давал им бой. Это и сделало его образцом мужества и честности, этическим идеалом и подлинным символом философии на Западе.
Подлинный вклад Сократа состоял не в тех или иных идеях, а скорее в том, кем он был как человек: какую жизнь прожил, как держал себя в спорах, как вел себя на суде и перед казнью, скольких он вдохновил собственным примером и как менял жизнь вокруг себя. После смерти философа френологи исследовали его череп и подтвердили выводы Зопира. Согласно их заключению, то был череп человека чрезвычайно порочного, что подтверждалось и несимметричностью и даже некоторым уродством внешности Сократа. Тем не менее Сократ смог стать образцом ума и добродетели – не благодаря природным задаткам, а вопреки им. История о посещении Афин Зопиром, рассказанная учеником Сократа Федоном и упомянутая Цицероном, стала для древнего мира ярчайшей иллюстрацией великой способности человека управлять своей судьбой.
Впрочем, в своих взглядах по этому поводу Сократ вовсе не был уникален. Можно даже утверждать, что это его убеждение является самой сущностью философии, общим определением её смысла и метода. Философия – это ни в коем случае не чистое познание и не некая оторванная от земли «любовь к мудрости» ради самой этой мудрости. Для всех реальных мыслителей в человеческой истории философия всегда была приобретением и
применением знания для вполне определённой цели: для глубинной и положительной трансформации человека и общества. Знание есть инструмент, а не цель.
Даже те, кто подобно Аристотелю порой высказывались в пользу созерцательной жизни как высшей ценности, никогда не были верны этим заявлениям. Они писали труды по этике и даже политике и были заняты совершенствованием внутренней и внешней жизни. Знание ради знания, знание, которое не предназначено для созидательной деятельности того или другого рода, есть не только абсурд, но и нечто невозможное. Это справедливо и с точки зрения философии, и с позиций эволюционной биологии, показавшей нам инструментальную роль познавательной деятельности и её универсальность для всех организмов от бактерий до homo sapiens.
Все сколь-нибудь заметные школы мысли на Западе с момента своего возникновения видели смыслом своего существования трансформацию жизни, а не досужее накопление сведений. Философская теория была для них наиболее практичным из всех возможных занятий, потому что лишь фундаментальное знание даёт творческим усилиям человека направление и карту для навигации.
Аналогичных взглядов придерживались и величайшие мыслители Востока со времён индийских йогов, Будды, Конфуция, Лао-Цзы и Заратустры. Они видели, что ум человека полон омрачений и внутренних конфликтов, которые делают нас несчастными и толкают на разрушение себя и мира. Они видели, что человеческое общество также полно омрачений и конфликтов. Их основополагающей причиной считалось невежество, а антидотом от невежества объявлялось знание, наполненное энергией – наполненное волей воплощать его в своих поступках.
Все люди, которые по кирпичику закладывали фундамент человеческой цивилизации, сходились и ещё по одному вопросу. Первое, куда нам следует направить творческую энергию, есть наш собственный ум. Мы никогда по-настоящему не контролируем мир и ситуацию, в которой оказываемся, поскольку они безмерно больше нас. Однако в нашей власти поменять то, как мы реагируем и действуем в каждой ситуации, и эта власть существенна. В любых обстоятельствах жизни имеется неисчерпаемый потенциал счастья и творческого свершения, потому что все они есть специфическое состояние нашего ума, а не тот или другой набор фактов внешней действительности.
Именно по этой причине так глубоко врезались в коллективное сознание нашей культуры великие слова, начертанные некогда на стене храма Аполлона в Дельфах: «Познай самого себя». Их сделали своим девизом и первые философы Греции от Фалеса до Солона, и Сократ, и позднейшая интеллектуальная традиция Запада. На Востоке же заключённый в них призыв к самопознанию был настолько очевиден и всеобъемлющ, что писать его на стенах не было ни малейшей нужды. Вся духовная жизнь там столетиями совершала ежедневное обращение вокруг этой фундаментальной мысли. Подчеркивать её столь широким жестом было бы настолько же чудно́, как написать: «Всё, что подбрасывают вверх, падает вниз», – а затем выдать эту и ребёнку ясную аксиому за недавно обнаруженную жемчужину мудрости.
Пока ты жив, ты всегда способен к переменам. Познай свою природу, а затем используй это знание для скрупулезного очищения, тренировки и гармонизации своего ума. Тогда твоя личная трансформация высвободит твои высшие творческие возможности, неизбежно покинет свои узкие пределы и приведёт к трансформации мира вокруг. Познай себя и обрети освобождение сам – и вокруг тебя спасутся тысячи.
Эти соображения можно назвать
основным философским откровением всей человеческой истории, поскольку оно в равной мере признавалось лучшими умами как Запада, так и Востока. Различия между отдельными мыслителями и школами были многочисленны, но состояли они в вопросах несколько меньшего калибра: какова природа ума, что в нём преобразовывать и очищать и как этого добиться. Из древних времён основное философское откровение перекочевало в Новое и Новейшее время и легло в основу высших достижений научного мышления. Создатели математики от Пифагора, Евклида и Архимеда в Древней Греции до Декарта, Ньютона, Лейбница, Паскаля и Рассела уделяли философским штудиям больше собственного времени, чем математическим. В отличие от умов третьего разряда им и в голову не приходило отмахнуться от философии и её великой задачи как от чего-то бесполезного.
Основоположники современной физической картины мира и квантовой механики в частности, великие лауреаты Нобелевской премии по физике XX века, питали огромное почтение к философии. Альберт Эйнштейн, Нильс Бор, Макс Планк, Эрвин Шрёдингер, Вернер Гейзенберг не только всю жизнь изучали её, но и писали объёмные философские труды. Некоторые из них (к примеру, Нильс Бор и Эрвин Шрёдингер) считали себя в первую очередь именно философами, а уже потом физиками. Один только краткий список с перечислением фундаментальных открытий этих двух людей в квантовой теории занимает несколько страниц. И всё же их философские, исторические и даже поэтические сочинения ничуть не менее многочисленны.
Это всего лишь несколько ярких иллюстраций, но их можно привести в не меньшем количестве для создателей остальных наук, почитаемых «точными». Популярное сегодня заблуждение, будто философия есть прерогатива неких «гуманитариев» и не интересует «настоящих учёных», основано на незнании реальной истории науки, как и сущности самой философии. Люди, на открытиях которых построен весь мир вокруг от общественных институтов и высотных домов до компьютеров, думали совсем иначе. Причина их живого интереса при этом была той же, что у Сократа и Будды два с половиной тысячелетия назад. Они понимали, что всё сколь-нибудь важное в жизни человека зависит в самую первую очередь от структуры ума и от успешного применения нами врождённой способности свой ум менять. Там, внутри нас, находится ключ к эмоциональному благополучию, созидательным возможностям и тому, как мы будем влиять на реальность вокруг.
Нейропластичность
Понимание основного озарения человеческой истории и его первостепенной практической ценности объединяет всех выдающихся деятелей культуры вплоть до первых десятилетий XX века. Оно было присуще не только философам, математикам и физикам, но и творцам современной нейробиологии. Одним из них являлся основоположник теории нервной системы и первопроходец в исследовании механизмов работы нейронов, Сантьяго Рамон-и-Кахаль, получивший в 1906 г. Нобелевскую премию за свой неоценимый вклад. Он писал, что сознательное умственное усилие значительно меняет структуру нашего мозга и, как следствие, саму личность. Аналогичных взглядов придерживался и Иван Петрович Павлов, ставший лауреатом Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1904 г.
После Первой и особенно Второй мировой войны умонастроения сильно поменялись. Воцарилось вполне понятное уныние и горестное сомнение в человеческой природе. Крайне показательным является пример Зигмунда Фрейда. Большую часть своей научной карьеры он писал о
либидо, о силе сексуального влечениякак о главном источнике человеческого поведения. Осторожные заявления учеников о наличии у любого человека глубинной тяги к разрушению наталкивались на резкую критику отца-основателя психоанализа, но лишь до поры до времени.
В 1930 г. под впечатлением от военных зверств Фрейд опубликовал работу с говорящим названием: «Недовольство культурой». В ней он признал и описал второй присущий людям глубинный инстинкт, жажду разрушения и причинения вреда – Танатос. Если древнегреческий бог любви Эрос был в терминологии Фрейда символическим обозначением воли к жизни, то Танатос стал обозначать его демоническую противоположность: врождённую волю к смерти и уничтожению.
Согласно позднему Фрейду, общество с трудом держит в узде тёмные энергии человеческого бессознательного, но никогда не способно ни переломить, ни устранить их окончательно. В глубинах нашей психики плещутся океаны жажды, агрессии, злобы и похоти, которые недовольны культурой и всегда ей сопротивляются, потому что культура надевает на индивида намордник. Культура насильно ограничивает присущую нам дикость. Но вот только надетый на человека намордник даёт слабину, как дремучее зло из недр бессознательного вырывается на свободу. Тогда мы и наблюдаем самоубийства, вспышки насилия и жестокости и ужасные социальные катастрофы.
Тем временем в медицине и нейробиологии также укоренилось мнение, что жизненный опыт и индивидуальные решения ни оказывают на структуру мозга практически никакого влияния. Полагалось, что человек определяется, с одной стороны, своей врождённой биологической начинкой, а с другой – окружающей его средой. Зажатый меж этих двух тисков, он может идти только по узкой дорожке, создающей видимость свободы, но ей ни в коей мере не являющейся. Даже философия, прежде всего в лице постмодернизма, поддалась этому наваждению. В ней человек мыслился марионеткой, которая, не сознавая того, пляшет на ниточках социально-культурной действительности и всех насаждаемых ею ценностей, идей и привычек.