4.
И, наконец,
Путь - это стадия «не-медитации».
Путь - это стадия, когда Присутствие больше не надо поддерживать, оно проявляется естественно, в каждый момент вашей жизни, чтобы вы при этом не делали. Путь - это то, с чего уже нельзя сойти, это уровень, который приходит когда осознается то, что нам вообще изначально некуда было бежать, некуда было стремиться, что мы не можем попасть ни в какую нирвану и не можем добиться или заполучить никакое мастерство. Это изначально была иллюзия, потому что мы уже имели это мастерство когда родились, мы уже имели нирвану когда родились. Когда это осознание не просто «понимается», а реально проживается!
Нельзя найти то, что никогда не терял. Нельзя придти туда, откуда никогда не уходил. Эти слова можно понять теоретически, головой, умом. Можно согласиться с ними, сказать: «да, я тоже так считаю, я это знаю», но это не будет подлинным постижением этого состояния. Поэтому говорить о постижении этого состояния, говорить, что практика дала действительно какой-то результат можно только тогда, когда человек действительно прожил это состояние.
В один прекрасный момент произошел взрыв и это состояние ожило в нем.
http://my.mail.ru/community/warriors...4CC7B6D64.html
Андрей Вощинин,
26-05-2010 14:36
(
ссылка)
Это спам
Интересное интервью с Борисом Гребенщиковым!
Доброго дня!
К вопросу о действиях «без цели»…
Это интервью, которое брал еще в 2001 году у Бориса
Гребенщикова один довольно известный московский дзен-деятель Клейн (кажется, он
тоже Борис).
Вчувствуйтесь в суть и наслаждайтесь!
------------------------------------------------------------------------
Клейн: Вопросов мы специально не готовили...
БГ: Давайте.
Клейн: Начну с вопроса, который заранее... Вот есть такая песня - "Этот поезд в огне...". Когда эта песня появилась, она воспринималась как о России, о ситуации в России. Не кажется ли тебе, что вот эта ситуация - она теперь повсюду в мире? И, в связи с американскими событиями 11 сентября, эта ситуация начинает проявляться во всем мире... Я не слишком такой расплывчатый вопрос?...
БГ: Нет, я понимаю.
Клейн: Что все человечество постепенно становится в такую позицию?
БГ: Ну, я рад, что мы это заметили, потому что это ипроисходит достаточно давно. Что же касается песни, то песня не была написана применительно к условиям. Она была естествевенно-вероятной реакцией на эти условия. Но когда я ее писал... - я отлично помню, как писал эту песню. Два куплета были написаны в Махачкале в доме у артистов театра местных, а третий куплет был написан уже когда мы ехали в Баку и проезжали мимо горящих вышек - зрелище, конечно, страшное. И она как-то написалась сама собою - уверяю, что я не думал о соответствии какой-то политической ситуации. Неожиданно получилось, что они подходят друг другу.
Клейн: Но она воспринимается именно так?
БГ: Все правильно. Мне кажется, что художник, который открыт на самом деле тому, что происходит... - Художник не может быть не открыт, он не имеет права быть не открытым к тому, что происходит. Он естественным образом выражает то, что происходит внутри, скажем, нашего глубинного общественного подсознания. Даже об этом не думая. Я не думал написать общественную песню. Я писал то, что мне было интересно, так, как мне было интересно. Потом поглядел - и сам развел руками, увидев, что получилось. И со всеми хорошими песнями происходит именно так.
Клейн: Но ведь что-то еще художник воспринимает головой, ну вот этим вот своим?...
БГ: Это очень опасно. Тогда получается ситуация, когда артиста призывают голосовать за этого, или за этого. А это глупость.
Клейн: Но это крайность...
БГ: Это глупость.
Клейн: Ведь художник тоже человек, он же тоже чего-то видит?
БГ: Художник не имеет права опускаться до общественной жизни. Это то же самое, что врач, вместо того, чтобы лечить пациентов, идет голосовать. Это не его дело. Его дело - лечить.
Клейн: Я замечал, что художник является некоторым сосудом, в который господь бог... - точнее, не в который, а через него - пропускает какой-то поток. И тот поток, который проходит через художника, и сам художник - это, в общем-то, две разные величины.
БГ: Я бы сказал даже проще. У художника, по сравнению с обычными людьми, гораздо сильнее размыта грань между его собственным подсознанием и общим подсознанием. У художника наяву появляется то в голове, что другие люди могут видеть только во сне и, проснувшись, не всегда желают это вспомнить.
Клейн: Насколько отличается то, что излучает художник, от того, какой он человек? Вот его излучение - песни, действия, какие-то импульсы...
БГ: На это счет есть две точки зрения. Нормальная - это
когда художника никто никогда не видит и не знает, кто он такой. Такая ситуация
была с иконописцами до 17 века. Тогда, в принципе, никто не знал тех, кто пишет
иконы, ну может, кроме Рублева, Феофана Грека, Дионисия. И это - справедливая
ситуация, правильная. Человек должен творить безо всяких расчетов на то, что он
будет популярен, или известен, или что-то еще. И теперь, в современной музыке
мы имеем тысячи, десятки тысяч ди-джеев - и никто не знает, кто они такие в
жизни. И мы можем слушать музыку человека, проходя мимо него на улице и
совершенно не зная, что это именно тот человек... И это очень правильная
ситуация.
Клейн: А вот если не с точки зрения зрителей... - Да, есть
такое - "не приближайся к идолам, золотая пыльца остается на
пальцах"... - А вот с точки зрения самого художника? Он же, наверняка,
чувствует одно состояние, когда он творит, и там он - мудр, красив, быстр,
смел, сверкающ... И вот он - человек. И этот образ, этот пример, это воплощение
своего Я - оно постоянно перед ним в качестве образца, примера? Он ведь,
наверное, хочет до него дотянуться? Или нет?
БГ: Я всегда хотел. Пушкин тоже говорил: "Гений и злодейство - две вещи несовместные". Лично я с ним согласен. Хотя, в принципе, считаю, что...
Клейн: Не нужно дотягиваться?
БГ: Не нужно воспринимать человека, который что-то делает, как связанное с тем, что он делает. Я знаю массу хороших музыкантов, которые в жизни из себя не слишком много чего представляют. Потому что у них все основное
уходит в творчество.
Клейн: Я когда говорю о художнике...
БГ: Я понимаю. Да, я понимаю. И с моей личной точки зрения
мне хотелось бы как можно больше в жизни соответствовать тому, что я делаю. Мне
бы этого хотелось. Это...
Клейн: У тебя же особые песни? ...Я не имею в виду
музыкальные жанры. Скажу проще, но непонятнее - они наполнены той особой
энергией, которая заставляет людей себя пересматривать.
БГ: Правильно.
Клейн: И именно здесь наиболее важно, чтобы была
целостность, совпадение этих двух картинок. Существуют, наверное, такие
направления творчества и художничества, где это может не совпадать...
БГ: Всегда должно совпадать!
Клейн: Всегда должно совпадать?
БГ: Всегда должно совпадать. Но поскольку люди, по сути
своей, - слабы, и далеко не все даже получили от жизни возможность научиться
тому, как совпадать... Художники должны быть оголены на своей публике
максимально. Есть, конечно, возможность спрятаться за сверх-супер-звездностью:
когда музыканта всегда привозят и увозят на лимузине, когда народ, который на
него прет, его никогда и не видит... Это тоже хорошая ситуация. Это аналог
монастыря.
Клейн: Меня больше зацепил здесь тезис, что люди по сути
своей слабы... Это парафраз известных мыслей, которые накопились за два
тысячелетия, или собственное убеждение?
БГ: Это факт жизни.
Клейн: Факт жизни, да?... Так это значит - не все могут
достичь просветления? Не все - могут?
БГ: Могут все.
Клейн: Ну, не абстрактно?... Реально?
БГ: Реально и абстрактно могут все. Для этого нужно сильно
захотеть.
Клейн: Ну, если они слабы, как они могут сильно захотеть?
БГ: Для того, чтобы захотеть, нужно иметь достаточный
интеллект, достаточную силу духа.
Клейн: Интеллект, все-таки?...
БГ: Интеллект, чтобы понять, что тебе этого вот - не
хватает. Сила духа - для того, чтобы сделать из этого выводы и что-то начать по
этому поводу делать. Нужно и то и другое. Нужно образование. У большинства
людей этого - еще нет. Нет интеллекта, нет силы духа. Еще не сложилось.
Большинству людей еще не хочется свободы, их вполне устраивает несвобода.
Клейн: Мне представляется, - хотя у меня нет никаких фактов
для этого своего представления, кроме песен и какого-то понятия тебя, потому
что по песням, по всему остальному я знаю тебя больше 20 лет... И у меня есть
такое впечатление, что эта проблема - что люди не хотят, что они слабы, что не
могут - она является... не то чтобы трагической в твоем восприятии, но,
все-таки, каким-то образом, личностно переживаемой тобою трагедией?
БГ: Она - трагикомедия. Это история человека, который
умирает с голоду сидя на полном котле золота.
Клейн: Тебе ведь хочется помочь людям? Ну, не так просто,
примитивно, что - хожу, помогаю... Но чтобы вот, все-таки, было лучше, а не
хуже?
БГ: Да, мне хочется. Из эгоистических соображений. С более
просветленными людьми - интереснее проводить время.
Клейн: Да, можно называть это эгоистическими соображениями.
Хотя я не думаю, что это эгоистические. Когда человек грызет кого-то своими
зубами - это "эгоистические"... И когда человек кому-то помогает, вот
по таким причинам - тоже можно назвать "эгоистическими"...
БГ: Далай Лама назвал это "разумный эгоизм".
Клейн: Ну, хорошо, можно и так провести границы.
БГ: Если какой-то человек будет говорить мне, что он не
эгоистичен, я сильно заподозрю его в нечестности.
Клейн: Ну, да - конечно. Человек стремится - да! - к своим
желаниям... Вот я недавно читал "Иван и Данила". И меня там поразила
одна вещь, учитывая, что "Иван и Данила" был написан в 88 году...
БГ: В 86-м.
Клейн: Значит, в 88 была - издана... Там был один тезис,
который был вложен в уста одного из главных героев. Что "надо
действовать". Почему меня это поразило? Потому что сам я к тому, что надо
действовать - а под "действием" я понимаю не просто зарабатывание
денег - от слова "зерно в норку", - а что-то, что за пределами
этого... Не буду определять, что это - "бескорыстное действие"... или
"из любви к"... Но что-то большее, чем "тащить зерно в
норку". Так определим. Я к этому пришел сравнительно недавно. Меня
поразило то, что ты пришел к этому в 86-м году. Не мог бы ты высказаться по
этому поводу?
БГ: У китайцев есть
такое понятие: У-Вэй - недеяние. Оно не значит, что нужно сложить руки и ничего
не делать. Недеяние - это всего-навсего делать только то, что тебе свойственно.
Что естественным образом проистекает из твоей природы. Природа дерева - расти.
Дерево, когда растет, не действует. Оно просто является собою. Рост - это его
непременное условие существования. У людей - так же. Всегда есть возможность
действовать от ума, и есть возможность действовать, даже не замечая, что ты
действуешь. Потому что это - естественно для твоей природы. Человек не может не
дышать. ...Хотя дыхание - это тоже действие.
Клейн: В таком случае, человека нужно как-то довести,
доразвить до того момента, когда он сам начнет таким образом действовать?
БГ: Опыт тоталитарных и не тоталитарных государств говорит о том, что человека подвести, развить невозможно до тех пор, пока он сам этого не захочет. Но в человеке можно пробудить желание быть более счастливым. Для этого нужно показать, что возможно быть счастливым. То есть, все настоящее осуществляется провокацией. Когда тибетский крестьянин пашет на яке на узком склоне, а мимо него пролетает лама, крестьянин думает: "Ага, значит ему можно, а мне нет? Я тоже так хочу". И тогда у крестьянина появляется шанс.
Клейн: Значит ли это, что другим людям невозможно помочь,
стремясь помочь, а можно только самому стремиться к тому, чтобы прорастать так,
как дерево, или мимо тибетских крестьян проходить, чтобы они это видели?
БГ: Нужно делать то, что тебе свойственно. Но при этом
желательно, опять-таки, иметь развитый мыслительный аппарат. Чтобы понять - что
тебе свойственно, а что - не свойственно. Задача любого художника -
провоцировать. Когда идешь в Эрмитаж и смотришь на Ван Гога... - смотришь на
его полотна, и в его полотнах он остался, хотя его самого уже нет... Мы говорим:
"Хендрикс!... Вот я слышал - не записи Хендрикса! - Хендрикса".
Осталось именно это. ...Основатель тибетского буддизма освящает свою статую,
которая до сих пор стоит в Лхасе, - он сказал "очень похоже" Это -
правильный подход.
Клейн: Жизнь же вторгается и очень жестко в жизнь людей?...
БГ: Опять ловлю - для
открытого человека жизнь не может вторгаться - он уже в ней живет. Нечему и не
в кого вторгаться. Мы являемся неотрывной частью жизни. Мы и есть эта жизнь.
Поэтому мы сами в себя вторгнуться не можем, мы уже и так.
Клейн: Ну, происходят значимые события?...
БГ: Если мы
запираемся от жизни, то она может вторгнуться. А если не запираем, то она
никуда не может вторгнуться. Она - одно и то же с нами. Так что лучше не
запираться.
Клейн: В жизни человека существуют проблемы совершенно
разного уровня - от взаимоотношений с начальником по работе до угрозы третьей
мировой войны. И жизнь миллионами своих стрел все время вторгается, вторгается,
вторгается в человека. А человек один против всего этого вала. Разве он может
выстоять?