Азуми

Джек Лондон. Болезнь одинокого вождя

- И вот выбрали мне девушку в жены, - говорил Одинокий Вождь.- Потому что отец мой, Каск-Та-Ка, Выдра, гневался на меня за то, что я не обращал свой взгляд на женщин. Он был вождем племени и был уже стар, а из всех его сыновей я один оставался в живых, и только через меня он мог надеяться,что род его продлится в тех, кому еще суждено явиться на свет. Но знай, о белый человек, что я был очень болен; и если меня не радовали ни охота, ни рыбная ловля и мясо не согревало моего желудка, - мог ли я заглядываться на женщин, или готовиться к свадебному пиру, или мечтать о лепете и вознемаленьких детей?

- Да, - вставил Мутсак. - Громадный медведь обхватил Одинокого Вождялапами, и он боролся, пока у него не треснул череп и кровь не хлынула изушей.

Одинокий Вождь энергично кивнул.

- Мутсак говорит правду. Прошло время, я исцелился, но в то же времяи не исцелился. Потому что, хотя рана затянулась и больше не болела,здоровье не вернулось ко мне. Когда я ходил, ноги подо мной подгибались, акогда я смотрел на свет, глаза наполнялись слезами. И когда я открывалглаза, вокруг меня все кружилось; а когда я закрывал глаза, моя голова кружилась, и все, что я когда-либо видел, кружилось и кружилось у меня вголове. А над глазами у меня так сильно болело, как будто на мне всегда лежала какая-то тяжесть или голову сжимал туго стянутый обруч. И речь у меня была медленной, и я долго ждал, пока на язык придет нужное слово. А если я не ждал, то у меня срывалось много всяких слов и язык мой болтал глупости. Я был очень болен, и когда отец мой, Выдра, привел девушку Кэсан...

- Молодую и сильную девушку, дочь моей сестры, - перебил Мутсак. - Ссильными бедрами, чтобы рожать детей, стройная и быстроногая была Кэсан.Ни одна девушка не умела делать таких мокасин, как она, а веревки, которыеона плела, были самыми прочными. И в глазах у нее была улыбка, а на губах смех, и нрава она была покладистого; и она не забывала, что дело мужчины -приказывать, а женщины - повиноваться.

- Так вот, я был очень болен, - продолжал Одинокий Вождь. - И когдаотец мой, Выдра, привел девушку Кэсан, я сказал, что лучше бы они готовилимне погребение, чем свадьбу. Тогда лицо отца моего почернело от гнева, и он сказал, что со мною поступят по моему желанию, и, хотя я еще жив, мнебудут готовить погребение, как если бы я уже умер...

- Не думай, что таков обычай нашего народа, о белый человек, -прервал его Мутсак. - Знай, то, что сделали с Одиноким Вождем, у насделают только с мертвыми. Но Выдра уж очень гневался.

- Да, - сказал Одинокий Вождь. - Отец мой, Выдра, говорил коротко, норешал быстро. И он приказал людям племени собраться перед вигвамом, где ялежал. А когда они собрались, он приказал им оплакивать его сына, которыйумер...

- И они пели перед вигвамом песню смерти.О-о-о-о-о-о-о-о-гаа-а-их-клу-кук, их-клу-кук, - затянул Мутсак, таквеликолепно воспроизводя песню смерти, что у меня мурашки побежали поспине.

- В вигваме, где я лежал, - рассказывал дальше Одинокий Вождь, - матьмоя, вымазав лицо сажей и посыпав голову пеплом, принялась оплакиватьменя, как умершего, потому что так приказал мой отец. И вот моя мать,Окиакута, громко оплакивала меня, била себя в грудь и рвала на себе волосы, а вместе с нею и Гуниак, моя сестра, и Сината, сестра моей матери,и такой они подняли шум, что я почувствовал жестокую боль в голове, и мнеказалось - теперь я уже непременно умру.

А старики племени столпились около меня и рассуждали о пути, покоторому пойдет моя душа. Один говорил о дремучих бескрайних лесах, вкоторых с плачем блуждают погибшие души и где, быть может, придется вечноблуждать и мне. Другой рассказывал о больших быстрых реках с дурной водой,где воют злые духи и протягивают свои извивающиеся руки, чтобы схватить заволосы и потащить на дно. И тут все сошлись на том, что для переправычерез эти реки мне надо дать с собою лодку. А третий говорил о бурях,каких не видел ни один живой человек, когда звезды дождем падают с неба, иземля разверзается множеством пропастей, и все реки выходят из берегов.Тогда те, что сидели вокруг меня, воздели руки и громко завопили, а те,что были снаружи, услышали и завопили еще громче. Они считали менямертвецом, и сам я тоже считал себя мертвецом. Я не знал, когда я умер икак это произошло, но я твердо знал, что я умер.

И моя мать, Окиакута, положила возле меня мою парку из беличьихшкурок. Потом она положила парку из шкуры оленя-карибу, и дождевоепокрывало из тюленьих кишок, и муклуки для сырой погоды, чтобы душе моейбыло тепло и она не промокла во время своего долгого пути. А когдаупомянули о крутой горе, густо поросшей колючками, она принесла толстыемокасины, чтобы легче было ступать моим ногам.

Потом старики заговорили о страшных зверях, которых мне придетсяубивать, и тогда молодые положили возле меня мой самый крепкий лук и самыепрямые стрелы, мою боевую дубинку, мое копье и нож. А потом они заговорилио мраке и безмолвии великих пространств, в которых будет блуждать моядуша, и тогда моя мать завыла еще громче и посыпала себе еще пепла наголову.

Тут в вигвам потихоньку, робея, вошла девушка Кэсан и урониламаленький мешочек на вещи, приготовленные мне в путь. И я знал, что вмаленьком мешочке лежали кремень, и огниво, и хорошо высушенный трут длякостров, которые душе моей придется разжигать. И были выбраны одеяла,чтобы меня завернуть. А также отобрали рабов, которых надо было убить,чтобы душа моя имела спутников. Рабов было семеро, потому что отец мой былбогат и могуществен, и мне, его сыну, подобало быть погребенным со всемипочестями. Этих рабов захватили мы в войне с мукумуками, которые живутниже по Юкону. Сколка, шаман, должен был убить их на рассвете, одного задругим, чтобы их души отправились вместе с моей странствовать в Неведомое.Они должны были нести мои вещи и лодку, пока мы не дойдем до большойбыстрой реки с дурной водой. В лодке им не хватило бы места, и, сделавсвое дело, они не пошли бы дальше, а остались бы, чтобы вечно выть втемном дремучем лесу.

Я смотрел на прекрасные теплые одежды, на одеяла, на боевые доспехи,думал о том, что для меня убьют семерых рабов, - и в конце концов я сталгордиться своим погребением, зная, что многие должны мне завидовать. А темвременем отец мой, Выдра, сидел угрюмый и молчаливый. И весь день и всюночь люди пели песню смерти и били в барабаны, и казалось, что я ужетысячу раз умер.

Но утром отец мой поднялся и заговорил. Всем известно, сказал он, чтовсю жизнь он был храбрым воином. Все знают также, что почетнее умереть вбою, чем лежа на мягких шкурах у костра. И раз я, его сын, все равнодолжен умереть, так лучше мне пойти на мукумуков, и пусть меня убьют. Такя завоюю себе почет и сделаюсь вождем в обители мертвых, и не лишитсяпочета отец мой, Выдра. Поэтому он приказал подготовить вооруженный отряд,который я поведу вниз по реке. А когда мы встретимся с мукумуками, ядолжен, отделившись от отряда, пойти вперед, словно готовясь вступить вбой и тогда меня убьют.

- Нет, ты только послушай, о белый человек! - вскричал Мутсак, не всилах дольше сдерживаться. - В ту ночь шаман Смолка долго шептал что-то наухо Выдре, и это он сделал так, что Одинокого Вождя послали на смерть.Выдра был очень стар, а Одинокий Вождь - его единственный сын, и Смолказадумал сам стать вождем племени. Одинокий Вождь все еще был жив, хотявесь день и всю ночь у его вигвама пели песню смерти, и потому Сколкабоялся, что он не умрет. Это Сколка, своими красивыми словами о почете идобрых делах, говорил языком Выдры.

- Да, - подхватил Одинокий Вождь. - Я знал, что Сколка во всемвиноват, но это меня не трогало, потому что я был очень болен. У меня небыло сил гневаться и не хватало духу произносить резкие слова; и мне быловсе равно, какой смертью умереть, - я хотел только, чтобы с этим былоскорей покончено. И вот, о белый человек, собрали боевой отряд. Но в немне было ни испытанных воинов, ни людей, умудренных годами и знаниями, авсего лишь сотня юношей, которым еще мало приходилось сражаться. И всеселение собралось на берегу реки, чтобы проводить нас. И мы пустились впуть под ликующие возгласы и восхваления моих доблестей. Даже ты, о белыйчеловек, возликовал бы при виде юноши, отправляющегося в бой, хотя бы и наверную смерть.

И мы отправились - сотня юношей, в том числе и Мутсак, потому чтотоже был молод и неискушен. По приказанию моего отца, Выдры, мое каноэпривязали с одной стороны к каноэ Мутсака, а с другой стороны - к каноэКанакута. Так было сделано для того, чтобы мне не грести и чтобы ясохранил силу и, несмотря на болезнь, мог достойно умереть. И вот мыдвинулись вниз по реке.

Я не стану утомлять тебя рассказом о нашем пути, который не былдолгим. Неподалеку от селения мукумуков мы встретили двух их воинов вканоэ, которые, завидев нас, пустились наутек. Тогда, как приказал мойотец, мое каноэ отвязали, и я совсем один поплыл вниз по течению. А юноши,как приказал мой отец, остались, чтобы увидеть, как я умру, и повозвращении рассказать, какой я смертью умер. На этом особенно настаивалиотец мой Выдра и шаман Сколка, и они пригрозили жестоко наказать тех, ктоослушается.

Я погрузил весло в воду и стал громко насмехаться над удиравшимивоинами. Услышав мои обидные слова, они в гневе повернули головы иувидели, что отряд не тронулся с места, а я плыву за ними один. Тогда ониотошли на безопасное расстояние и, разъехавшись в стороны, остановилисьтак, что мое каноэ должно было пройти между ними. И я с копьем в руке,распевая воинственную песню своего племени, стал приближаться к ним.Каждый из двух воинов бросил в меня копье, но я наклонился, и копьяпросвистели надо мной, и я остался невредим. Теперь все три каноэ шлинаравне, и я метнул копье в воина справа: оно вонзилось ему в горло, и онупал навзничь в воду.

Велико было мое изумление - я убил человека. Я повернулся к воинуслева и стал грести изо всех сил, чтобы встретить смерть лицом к лицу; иего второе копье задело мое плечо. Тут я напал на него, но не бросилкопье, а приставил острие к его груди и нажал обеими руками. А пока янапрягал все свои силы, стараясь вонзить копье глубже, он ударил меня поголове раз и еще раз лопастью весла.

И даже когда копье пронзило его насквозь, он снова ударил меня поголове. Ослепительный свет сверкнул у меня перед глазами, и япочувствовал, как в голове у меня что-то треснуло, - да, треснуло. Итяжести, что так долго давила мне на глаза, не стало, а обруч, так тугостягивавший мне голову, лопнул. И восторг охватил меня, и сердце моезапело от радости.

"Это смерть", - подумал я. И еще я подумал, что умереть хорошо. Потомя увидел два пустых каноэ и понял, что я не умер, а опять здоров. Удары поголове, нанесенные мне воином, исцелили меня. Я знал, что убил человека;запах крови привел меня в ярость, - и я погрузил весло в грудь Юкона инаправил свое каноэ к селению мукумуков. Юноши, оставшиеся позади, громкозакричали. Я оглянулся через плечо и увидел, как пенится вода под ихвеслами...

- Да, вода пенилась под нашими веслами, - сказал Мутсак, - потому чтомы не забыли приказания Выдры и Сколки, что должны собственными глазамиувидеть, какой смертью умрет Одинокий Вождь. В это время какой-то молодоймукумук, плывший туда, где были расставлены ловушки для лососей, увиделприближающегося к их селению Одинокого Вождя и сотню воинов, следовавшихза ним. И он сразу же кинулся к селению, чтобы поднять тревогу. НоОдинокий Вождь погнался за ним, а мы погнались за Одиноким Вождем, потомучто должны были увидеть, какой смертью он умрет. Только у самого селения,когда молодой мукумук прыгнул на берег, Одинокий Вождь поднялся в своемканоэ и со всего размаху метнул копье. И копье вонзилось в тело мукумукавыше поясницы, и он упал лицом вниз.

Тогда Одинокий Вождь выскочил на берег, держа в руке боевую дубинку,и, испустив боевой клич, ворвался в деревню. Первым встретился ему Итвили,вождь племени мукумуков. Одинокий Вождь ударил его дубинкой, и он свалилсямертвым на землю. И, боясь, что мы не увидим, какой смертью умрет ОдинокийВождь, мы, сотня юношей, тоже выскочили на берег и поспешили за ним вселение. Но мукумуки не поняли наших намерений и подумали, что мы пришлисражаться, - и тетивы их луков зазвенели, и засвистели стрелы. И тогда мызабыли, для чего нас послали, и набросились на них с нашими копьями идубинками, но так как мы застали их врасплох, то тут началось великоеизбиение...

- Своими руками я убил их шамана! - воскликнул Одинокий Вождь, и егоизборожденное морщинами лицо оживилось при воспоминании о том далеком дне.- Своими руками я убил его - того, кто был более могучим шаманом, чемСколка, наш шаман. Каждый раз, когда я схватывался с новым врагом, ядумал: "Вот пришла моя смерть"; но каждый раз я убивал врага, а смерть неприходила. Казалось, так сильно было во мне дыхание жизни, что я не могумереть...

- И мы следовали за Одиноким Вождем по всему селению, - продолжалрассказ Мутсак. - Как стая волков, мы следовали за ним - вперед, назад, изконца в конец, до тех пор, пока не осталось ни одного мукумука, способногосражаться. Тогда мы согнали вместе всех уцелевших - сотню рабов-мужчин,сотни две женщин и множество детей, потом развели огонь, подожгли всехижины и вигвамы и удалились. И это был конец племени мукумуков.

- Да, это был конец племени мукумуков, с торжеством повторил ОдинокийВождь. - А когда мы пришли в свое селение, люди дивились огромномуколичеству добра и рабов, а еще больше дивились тому, что я все еще жив. Ипришел отец мой, Выдра, весь дрожа от радости при мысли о том, что ясовершил. Ибо он был стар, а я был последним из его сыновей, оставшимся вживых. И пришли все испытанные в боях воины и люди, умудренные годами изнаниями, и собралось все наше племя. И тогда я встал и голосом, подобнымгрому, приказал шаману Сколке подойти ближе...

- Да, о белый человек! - воскликнул Мутсак, - голосом, подобнымгрому, от которого подгибались колени и людей охватывал страх.

- А когда Сколка подошел ближе, рассказывал дальше Одинокий Вождь, -я сказал, что я умирать не собираюсь. И еще я сказал, что нехорошообманывать злых духов, которые поджидают по ту сторону могилы. И потомусчитаю справедливым, чтобы душа Сколки отправилась в Неведомое, где онабудет вечно выть в темном, дремучем лесу. И я убил его тут же, на месте,перед лицом всего племени. Да, я, Одинокий Вождь, собственными руками убилшамана Сколку перед лицом всего племени. А когда послышался ропот, ягромко крикнул...

- Голосом, подобным грому, - подсказал Мутсак.

- Да, голосом, подобным грому, я крикнул: "Слушай, мой народ! Я,Одинокий Вождь, умертвил вероломного шамана. Я единственный из людейпрошел через врата смерти и вернулся обратно. Мои глаза видели то, чегоникому не дано увидеть. Мои уши слышали то, что никому не дано услышать. Ямогущественнее шамана Сколки. Я могущественнее всех шаманов. Я болеевеликий вождь, чем мой отец, Выдра. Всю жизнь он воевал с мукумуками, а яуничтожил их всех в один день. Как бы одним дуновением ветра я уничтожилих всех. Отец мой, Выдра, стар, шаман, Сколка, умер, а потому я буду ивождем и шаманом. Если кто-нибудь не согласен с моими словами, пустьвыйдет вперед!"

Я ждал, но никто вперед не вышел. Тогда я крикнул: "Хо! Я отведалкрови! Теперь несите мясо, потому что я голоден. Разройте все ямы сосъестными припасами, принесите рыбу из всех вершей, и пусть будет великое пиршество. Пусть люди веселятся и поют песни, но не погребальные, а свадебные. И пусть приведут ко мне девушку Кэсан. Девушку Кэсан, которая станет матерью детей Одинокого Вождя!"

Услышав мои слова, отец мой, Выдра, который был очень стар, заплакал,как женщина, и обнял мои колени. И с этого дня я стал вождем и шаманом. И был мне большой почет, и все люди нашего племени повиновались мне...