В своих рассуждениях Махоркин, прежде всего, исходит из принципиальной исчерпанности человека как природного явления:
«свою вершину человечество уже миновало. Последние тридцать лет оно катится в бездну, набирая скорость». Синонимом современного подвида «человека разумного», обречённого на деградацию, становится понятие
«сивомасковец». Это, в принципе, вполне в традиции антропологии: ведь и неандерталец, и кроманьонец, и денисовец, и гейдельбергский человек – все эти названия образованы от географических имён.
Что же в сивомасковцах вызывает наиболее сильную
«тошноту» у главного героя? Обвинительное заключение, по сути, зачитывается в течение всего романа и имеет множество пунктов. Здесь и бездуховность, и «разгул потребительства», и тяготение к пошлым, массовым формам культуры, и лживость, и интеллектуальная ущербность, и предпочтение примитивных чувственных удовольствий «интеллектуальному оргазму». Едва ли не все сивомасковцы начинают
«лопаться от важности», стоит им занять самую ничтожную ступеньку в социальной иерархии. Есть у них также немалое число иных грехов. Но вдруг у Махоркина проскальзывает, что в самом себе он ненавидит одну сивомасковскую черту – способность плакать. А в другом месте герой признаётся, что начал бы космическую трансформацию сивомасковца с того, что
«лишил бы его пунктика в мозгу, вызывающего у сивомасковца желание петь!». Таким образом, у нашего претендента на роль создателя Соло Моно вызывает отторжение вся человеческая природа со всеми её эмоционально-душевными аспектами – но сам он, оказывается, не чужд таких «человеческих, слишком человеческих черт», как жалость и сострадание… Впрочем, не будем забегать вперёд.
Итак, Homo sapiens – отработанный этап космической эволюции. Причём – эволюции слепой, не просветлённой Божественным Промыслом. Здесь Фёдор Михайлович вроде бы размышляет, стоя на атеистической платформе – как мы позднее увидим, эта идеологическая твёрдость присуща ему не всегда. В голове у героя проносится:
«Удивительно и непостижимо, на такое примитивное существо, каким является Федор Махоркин, ушло около 8 с половиной миллиардов лет или даже по другой версии, которая мне более симпатична, аж 27 миллиардов. Хаос – сила, но, видимо, медленная, нерасторопная и редко вполне позитивная».
Неразумную, медлительную природу можно – и нужно! – подстегнуть, подтолкнуть в нужном направлении:
«Почему я сам вопреки природным хаотичным долговременным мутациям не в состоянии чудесным образом собрать нового супер-Махоркина?». Главный герой, таким образом, живёт по сути, той же верой, что вдохновляла мифологического Фауста и реального Мичурина (и, разумеется, многих других первопроходцев науки): «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у неё – наша задача. Человек может и должен создавать новые формы… лучше природы». Убеждённость в благотворных для Космоса перспективах развития человеческого разума и научно-технического манипулирования основательно поколеблена страшным опытом XX века. Сегодня она выглядит как минимум старомодно. В случае с Махоркиным перед нами вроде бы всё та же вера в захватывающие созидательные возможности разума и прогресса, только… уже без человека!
Тот, кто претендовал на статус венца творения, предстаёт порождением тёмных хаотических сил природы, и – «отменяется» самой природой, логикой развития Земли и Вселенной. Будущее принадлежит уже не «преображённому человеку», даже не «сверхчеловеку» в ницшеанском смысле, а –
«новому существу», которое в сознании Фёдора Махоркина обретает, хотя и не сразу, имя –
«Соло Моно, мой приёмный сын». Именно
«приёмный» – потому что о зачатии в обычном смысле асексуальный главный герой не помышляет. Да и не смог бы, вероятно, несовершенный чисто биологический процесс гарантировать появление высшего создания!
«Биоинженерная конструкция» людей
«создана не разумом, а стихией, то есть, игрой случайностей, и в ней огромное, несметное количество генетических ошибок». Чтобы исключить возможность повторения сбоев, необходимо буквально собрать новое существо – по атому, по молекуле, по клеточке… Для этого Махоркин конструирует
«наносборщик»- «нанопинцет».
Основная идея работы механизма описывается в романе, прилагается даже его схема. Всё это может показаться «отвязной» фантастикой, в духе впечатляющего эпизода из фильма Л. Бессона «Пятый элемент» (1997), в котором буквально соткали совершенное тело героини Милы Йовович... Однако Александр Потёмкин и здесь остаётся реалистом!
В 2000-х годах на свет появилось новое направление в генной инженерии – синтетическая биология. Сегодня ей занимаются уже более сотни лабораторий по всему миру. Совсем недавно учёным из Университета Джонса Хопкинса в Балтиморе под руководством Джефа Боке удалось добиться «порогового» результата – создать синтетический геном. Американские учёные получили пекарские дрожжи, треть генома которых – искусственная: из пяти хромосом были изъяты ДНК, с точки зрения исследователей нестабильные и ненужные для жизнедеятельности клеток. Как нетрудно догадаться, от дрожжей до человека дистанция велика, но проходима… Кстати, и до человека уже «дотянулись»: международная исследовательская группа под руководством Хуана Бальмонте уже выращивает стволовые клетки человека, пересаженные в эмбрионы свиньи – так изучаются новые возможности создания донорских органов.
Энтузиасты синтетической биологии хотят превратить генную инженерию в строгую дисциплину, которая позволит создавать организмы с заданными свойствами: например, специальные бактерии для выработки сложных лекарств. Стандартизация и комбинирование искусственных созданий; конструирование сложных живых систем, не существовавших прежде в природе, проектирование и программирование организмов – всё это давно уже не грёзы фантастов, а повестка дня прикладной науки
[3].
Насколько она способна радовать и вдохновлять? Для приверженцев традиционалистских взглядов (к которым, в известной мере, относит себя и автор этого очерка), такое будущее выглядит кошмаром. Потёмкин, кажется, даже сознательно нагнетает апокалиптической жути. Соло Моно будет бесполым и даже безногим (!) существом – зачем рудиментарные конечности созданию, способному
«перемещаться самому, без транспортной поддержки, а также перемещать другие существа и вещества»? Его главным качеством будет колоссальный интеллект, зашкаливающие показатели HIC.
Мечты о «приёмном сыне» закономерно и логично приводят Махоркина к богоборчеству – подобный привкус, надо сказать, ощутим во всех мифах о творении «сверхчеловека» или «параллельного человека» – от средневековых легенд о Големе и гомункулусе, до ницшевского Заратустры.
«Федору Махоркину необходимо добиться, - признаётся себе герой,
- чтобы мозг Соло Моно, моего приемного сына, в полной мере понимал и даже участвовал в проектировании окружающей реальности, проникся всем своим существом в процесс создания новых межзвездных конструкций и манипулировал сверхмалыми величинами, как, например, постоянная Планка. То есть непосредственно творил универсум». В другой раз герой заявляет:
«Если ты не веришь, что ты и есть бог, то твой интеллект никак не выше 90 HIC».
С этим, воинственно-атеистическим, заявлением, нужно сопоставить другое высказывание Фёдора Михайловича – искажённую цитату из святого Афанасия Александрийского:
«Бог создал человека для того, чтобы человек стал богом». Великим представителем патристики было сказано иначе: «Бог стал человеком, для того, чтобы человек стал Богом». Святитель Афанасий имел в виду, что Христос – Бог-Слово – вочеловечившись, открыл для каждого путь реального обожения, усыновления Богом. Махоркин не ведает Христа; но в этой неуклюжей, перевранной цитате – не звучит ли некий, пусть отдалённый и слабый, отзвук веры?
По мере развития повествования, сознание Махоркина проявляет всё более парадоксальные черты. В чём-то он оказывается близок к отвергаемой им первоначально «за ненадобностью» религии. Сам его проект Соло Моно обретает отчётливо альтруистические черты. Читатель может здесь быть полностью дезориентирован: как же так, ведь только что человечество обличалось, обвинялось во всех грехах, ему выносился приговор – и вдруг герой начинает искать
«промежуточные технологии», чтобы продлить существование современного вида Homo sapiens. Или, в пророческом вдохновении взывает:
«Проснись, очнись, сивомасковец! Поставь перед собой по-настоящему грандиозные задачи, опережающие века стихийных мутаций! Выпрыгни из своей затюканной индивидуальности, освежи себя космическим ветром, чтобы снести оковы пошлой нынешней цивилизации». И, по примеру многих пророков, осознаёт, что его
«призыв звучит гласом вопиющего в пустыне»…
Герой колеблется от злорадства к состраданию к сивомасковцам. Будучи человеком параноидального склада, он рассылает по всему миру письма с предложениями решений общечеловеческих проблем. В частности, пытается побудить лидеров всех конфессий к сотрудничеству во имя деятельной помощи ближнему, ради искоренения войн и конфликтов. Можно было бы спросить Махоркина – а чего он так переживает из-за своих в конец обанкротившихся «сограждан»? А вдруг религиозные войны – всего лишь способ самоочищения Земли и Вселенной от тупикового,
«нерентабельного» вида? Очевидно, ему – по крайней мере временами – по-настоящему жаль сивомасковцев!
Но главное, что не сразу раскрывается в размышлениях Махоркина: альтернативой радикальной трансформации человечества, то есть проекту Соло Моно, может стать победа нечеловеческого, машинного псевдосознания. Нас ждёт или светлое будущее непрерывной космической эволюции живого, совершенствующего себя разума, или всё та же деградация человека, но уже с вероятным его порабощением роботами. Альтернатива такова: «Соло Моно против мозг-машины». «Искусственный интеллект начнет конкурировать с ними, побеждать не столько умом, сколько комфортом, а этот тотальный сервис как раз и погубит человека», – пророчествует Махоркин. Сверхсущество будет в любом случае создано, но оно может быть не преобразованным человеком, а античеловеком, антижизнью: «у сивомасковцев есть противники, которые ни перед чем не остановятся. Это всемирно известные фирмы, основательно взявшиеся за создание искусственного интеллекта. Они намерены использовать не природные органические вещества, а пластик, металлы и прочую неорганику».
В дальний путь Махоркина толкают сугубо негативные эмоции:
«Тьфу, как не хочется быть и оставаться человеком!». Но, приближаясь, вместе с героем, к финалу его анабасиса, читатель восходит от простого отвержения рода человеческого к признанию того, что некоторые черты этого промежуточного продукта эволюции достойны того, чтобы Соло Моно их усвоил и захватил с собой в галактическое странствие. Так, выясняется, что
«новый супер-Махоркин» будет способен к
«деятельной доброте». Известие о трагедии в Ницце, о последствиях варварской террористической атаки на Английской набережной, приводит героя к неожиданному выводу:
«у Соло Моно сердце должно быть таким же впечатлительным, отзывчивым, богатым на оттенки чувств, восприимчивым к впечатлениям, как у сивомасковцев». И наконец, появление сверхсущества получает в сознании Фёдора Махоркина уже вполне религиозное, более того – христианское, сотериологическое осмысление: создание Соло Моно есть
«искупление грехов сивомасковцев».
Таким образом, неоднозначность и даже парадоксальность в романе нарастают по мере приближения к развязке. Чтобы не создавать эффект спойлера для тех читателей, которые, возможно, рискнут отправиться вместе с героем Потёмкина в путешествие сознания, не будем раскрывать «чем всё закончилось». Отметим лишь, что Махоркину предстоит встреча и интересный, многое раскрывающий диалог с Тимофеем Пенталкиным, а затем – удивительная догадка-открытие и (возможное!) обретение ресурсов для создания Соло Моно в совершенно неожиданной сфере… От его примитивного, прогрессистского материализма не остаётся и следа; со всей очевидностью ему открывается преодолимость (и, в общем-то, условность)
«магической стены», отделяющей реальное от ирреального. Финал романа можно понимать и как крах, и как победу Фёдора Махоркина. А в самом конце автор интригует читателя ещё одним многозначительным намёком…
Не исключено, что после завершения чтения этого странного манускрипта кому-то будет жаль расставаться с Фёдором Михайловичем; кто-то, напротив, вздохнёт с облегчением. Некоторые будут готовы славословить автора как провозвестника новой эры космического человека, а иные – испытают гнев и разочарование. Роман «Соло Моно» явно не вызовет единодушной оценки у читающей публики. Несомненно одно: перед нами – острый, памфлетный документ постхристианской эпохи; он одновременно и порождение современной культуры, и убедительное «свидетельство обвинения» на историческом процессе против неё, который, кажется, уже начат в высших сферах духа. Для тех, кто стремится самостоятельно сформировать объективную картину сегодняшней реальности и грядущих перспектив цивилизации, чтение текстов, подобных «Соло Моно» - обязательно; остальные, как и предупреждает автор, могут не беспокоиться.
Как писатель и мыслитель, Потёмкин давно отвергнут либеральной тусовкой. Думается, причины этому – не столько идеологические, сколько экзистенциальные: явное несоответствие формата его творческой личности ожиданиям «демократической интеллигенции». Можно предположить, что идеи его нового романа вызовут отторжение и у консерваторов-«почвенников». Ну что ж, пребывание «ни там, ни тут» (как пела незабвенная «Агата Кристи») – состояние достойное, полное креативных возможностей. Оно очень органично для героя «Соло Моно», который характеризует себя как
«исполненный пораженческим пафосом над величием Вселенной и переполненный насмешками над самим собой, одиночка высшей гильдии, однако не чуждый учености, одаренный и избалованный разносюжетными сюрреалистичными видениями, непроизвольно возникающими в голове, одним словом, весьма странный тип». Кажется, что оказаться «ни там ни тут» не боится и неуёмный
«возраженец» современности, богоборец и богоискатель, автор-создатель «Соло Моно» Александр Потёмкин.
Линейный вид
