Рефлексия. Лефевр как ГЛАВНЫЙ концптуалист сегодня этого.

[Феникс Джонатанович ДонХуанЦзы]

....................

[Феникс Джонатанович ДонХуанЦзы]

[Феникс Джонатанович ДонХуанЦзы]

http://www.proza.ru/2012/08/14/1028
В. А. Лефевр - Математика души

Вячеслав Демидов
...Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Н. Гумилев

В шестидесятые годы прошлого века в СССР в одном из «почтовых ящиков», то есть секретных НИИ, недолго работал Владимир Александрович Лефевр*. Он занимался там военной кибернетикой: участвовал в создании первого советского военного компьютера «Бета–1». От машины требовалось решать тактические и стратегические задачи боевого столкновения. Военные консультанты, отставные генералы и полковники, говорили, что в машину невозможно вложить самое главное: мысль человеческую.

И тогда, пишет Лефевр, стало ясно, что надо «построить модель человека, принимающего решения»**. Ему это удалось. Удалось настолько, что он первым ввел в мировую практику термины «Рефлексивная система» и «Рефлексивное управление» – открыл новую главу в исследованиях, имеющих прямое отношение к психологии, физиологии и другим дисциплинам. Мало кому в науке сопутствует такая удача. В этом смысле он равен Бернштейну, создавшему свою главу «Физиология активности».

Мы уже много раз говорили, что слово «рефлекс» означает отражение.
А вот как описывает свое понимание рефлексии Лефевр.

Вы входите в «комнату смеха», где расставлены кривые зеркала. Подбрасываете карандаш. Его полет причудливо отражается в зеркалах. А так как сами они уже отражаются друг в друге, да к тому же криво, эти (уже искаженные) траектории полета многократно отражаются с какими-то новыми, совершенно различными искажениями. В комнате сверкает лавина искаженных изображений!

Рефлексивная система – это система зеркал, многократно отражающих друг друга. Поток взаимных отражений зеркал и есть аналог рефлексивного процесса.

Можно встать на такую точку зрения: кривое зеркало – это человек со своей особой позицией по отношению к окружающему миру (почему эта позиция, это отражение кривое, понятно: модель внешнего мира в сознании человека определяется его прошлым опытом, его воспитанием, его привычками и мифами, а потому отражает реальность порою весьма причудливо). И теперь, если изучать не полет карандаша, а весь поток траекторий, отраженный зеркалами-людьми, окажется, что мы рассматриваем социально-психологическое явление под названием «социальная рефлексия».

Ну а ваша позиция исследователя? Поскольку вы представляете собою особое зеркало, каждое ваше движение (движение исследователя-зеркала) вызывает изменение всех многократных отражений. Что подтверждает известный факт: исследователь социальных явлений влияет – пусть даже в незначительной степени – на конечный результат, как бы ни старался сохранить «объективность», независимость, незаинтересованность.

Рефлексия, по Лефевру, есть направленность человеческой души на самое себя. Она может быть выражена и по-другому: «Я думаю, что они думают, что я думаю...»

Впрочем, человек может думать не только о других, но и о себе самом и, что уж совсем интересно, о своих мыслях. И ставить поступкам и мыслям оценки «хорошо» и «плохо».
Тут, конечно, относительно сути оценок начинаются немалые трудности, но их мы не станем принимать во внимание, а просто условимся, что эти критерии человеку известны и однозначны.

Итак, человек совершает поступок и мысленно оценивает его как хороший или плохой, то есть совершает рефлексию первого порядка. А затем он может подумать об этой своей оценке – это «подумать» тоже рефлексия, но уже второго порядка, – двояко: «Я правильно (хорошо) оценил свой поступок» или «Я неправильно (плохо) оценил его».

Открытие Лефевра началось с того, что он присмотрелся повнимательнее к этому вееру оценок и создал их математическое описание. Рассказать популярно об этом не так-то легко прежде всего потому, что надо сначала описать булеву алгебру***, или алгебру логики.

Не вдаваясь в долгие рассуждения, отметим только, что она позволяет с помощью символов 1, 0 и других знаков, выглядящих весьма экзотически для стороннего человека (G, P, S, М, W, Ю, ® и др.), а также обычных арифметических и алгебраических действий (которые в ней имеют не совсем алгебраическое значение) описывать логические операции «да», «нет», «если, то...» и так далее.

В булевой алгебре при возведении в степень возможны всего четыре варианта: 11=1, 01=0, 10=1, 00= ?.., но последний вариант до Лефевра не рассматривался, потому что никому не был нужен.

А создателю теории рефлексии вариант этот весьма понадобился.
Лефевр – это было началом цепочки его открытий – предложил считать, что 00=1.

Он принял также постулат, что 1 – значит «хорошо» , а 0 – значит «плохо».

Вот три варианта.
1. Хорошо – это всегда хорошо.
2. Если человек ставит себе оценку «плохо», это означает, что он считает себя виноватым и испытывает угрызения совести.
3. Если же словом «плохо» он оценивает другого человека, это показывает, что он осуждает этого другого.

А вот варианты самооценок.
Когда человек А предполагает совершить поступок а0, он должен оценить, хороший или плохой это поступок, то есть заранее поставить себе оценку а1 . В математической форме это будет записано так: а0а1 .
Однако после совершения поступка (вне зависимости от того, хорошим или плохим он представлялся) наступают последствия, и человек А мысленно ставит себе оценку а2, то есть глядит на себя со стороны: а0а1а2

Так возникают три этажа:
знание о переживаниях а2
переживание а1
действие а0

В итоге какие же возможны комбинации?

При 111 человек совершает хороший поступок и при этом оценивает себя хорошо, то есть не имеет чувства вины.

При 011 человек совершает плохой поступок, однако оценивает себя хорошо и совершенно не мучается угрызениями совести, – хотя нам видно, что все это плохо.

При 110 человек хотя и совершает хороший поступок, но оценивает себя почему-то плохо и терзается,– хотя сторонний человек уверен, что причин для этого нет.

А при 001 человек совершает плохой поступок и при этом оценивает себя как плохого, чувствует себя виноватым (кающийся грешник раскаивается в своем поступке, и с этой точки зрения окружающие оценивают его положительно).
Не нужно долго считать, чтобы увидеть, что интересных для исследователя результатов может быть всего восемь, из них пять «хорошо», а три – «плохо». Дробь же 5/8 – это не что иное, как знаменитое «золотое сечение», названное так великим Леонардо да Винчи: 0,625!

Когда подобные результаты получаются «сами собой», это уже открытие. Еще интереснее, что Лефевр придумал, как объективно проверить, существует ли в мозгу некий «нейронный компьютер» для этих вычислений.

Он предложил студентам сортировать объекты. Каждому дали стакан фасолин, чтобы разложить в две коробочки: «хорошие» и «плохие» (и как бы между прочим сообщал, что от правильности отбора будет зависеть дальнейшая карьера). На вопрос: «А по каким признакам разделять?» следовал ответ: «Да разве вы не знаете? Тогда вообще нечего браться за это задание!»

Словом, студентам пришлось решать задачу такого рода: «Я думаю, что вот эти фасолины хорошие, а те, другие – плохие, но профессор, должно быть, считает хорошими вот этакие фасолины, а вот этакие – плохими», хотя никаких правил отбора изнчально не существовало. Правила выдумывались испытуемыми на ходу, однако результат у всех был одинаков: число хороших составляло 0,62...

Что же касается психологии, то из формул рефлексии второго порядка следует, например, такая зависимость: человек, представляющий себя самого внутренне правильно («хороший» или «плохой» – не имеет значения, важна объективная истинность), – такой человек обладает тем самым более высоким статусом, нежели тот, кто представляет себя неверно.
А вот формула, описывающая рефлексию вида «Я думаю, что он думает, что я думаю...»:

а0а1а2 * b2 * b1а2* b2

Впрочем, мы не будем ее рассматривать, а вернемся к кающемуся грешнику. На первом уровне рефлексии он действительно каялся и в этом смысле был симпатичен. Но вот как только он начал смотреть на себя, раскаявшегося, со стороны (рефлексия второго порядка), – он тут же оценил себя положительно и тем самым разрешил себе снова грешить!

До открытий Лефевра такое парадоксальное поведение «голубого воришки Альхена» казалось необъяснимым. Теперь мы знаем, что оно имеет хотя бы математическое обоснование.

Лефевр предположил, что процесс оценки самого себя и возникающее одновременно с такой оценкой ощущение «хорошо» или «плохо» (рефлексия первого поряда) происходит у человека бессознательно, без участия воли. А вот рефлексия второго и более высоких порядков житейски описывается как «свобода воли» (знаю, что со мной, наверно, случится то-то и то-то, а вот все равно буду!).

Оценка поступков и мыслей в философии называется этикой, от греческого этикос – обычай, нрав, храктер. Проблема добра и зла в этике центральна, чрезвычайно сложна и неточна.

Чехословацкий писатель Карел Чапек издевательски пародировал официозные сообщения: «Враг подло обстреливал наши самолеты, мирно бомбившие его города» и «Воробей: Кто сказал, что может быть голубиная правда? Правда одна, и она – воробьиная!» Более серьезно подходил к проблеме Блез Паскаль: «То, что правда на той стороне Пиринеев, то обман на другой стороне». Но почему же?

Математика, которую мы обсуждаем, отвечает на подобный вопрос если не во всех случаях, то по крайней мере в некоторых. И опирается она в своих ответах на одну из зависимостей, также открытых Лефевром, а именно на соединение-разъединение. Вот перед вами четыре вопроса:

*Должен ли врач скрыть, что диагноз – рак, чтобы больной меньше страдал?
** Следует ли наказывать преступников строже, чем предусматривает закон, дабы другим неповадно было?
*** Можно ли лжесвидетельствовать, чтобы спасти на суде невиновного?
**** Надо ли подсказывать другу не экзамене?

Вопросы в замаскированном виде ставят чрезвычайно важную этическую проблему: следует ли добиваться доброго результата, используя заведомо неблаговидные средства?

Лефевр задавал эти вопросы коренным американцам и приехавшим в США россиянам, прожившим в Америке несколько лет и совершенно не считавшим себя «совками».

Американцы в массе своей отвечали на все четыре вопроса «Нет». Они не принимали союз добра и зла, негативно оценивали подобную практику (и, следовательно, считали позитивным четкое разъединение добра и зла).

Большинство же бывших россиян ответили «Да» на все четыре вопроса, показав, что для них союз добра и зла выглядит позитивно, а разъединение – наоборот, негативно. Вторая группа вопросов была такой:

*) Следует ли в конфликте с наглецом пытаться найти компромисс?
**) Правильно ли поступил руководитель группы захвата, решивший без всяких разговоров уничтожить террористов в самолете на аэродроме (что можно было сделать, не причинив вреда пасажирам) и даже не попытавшийся предложить им сдаться?

Американцы в большинстве полагали, что надо пытаться идти на компромисс, а бывшие россияне – что ни в коем случае. Тут, по мысли Лефевра, проявляется диаметральное различие двух этических систем, наиболее яркими предстваителями которых являются протестантская и коммунистическая (как символ тоталитаризма).

Обе системы кажутся симметричными по математическим формулам, но между ними есть фундаментальное различие: неодинаковый подход к разрешению противоречий, непременно возникающих в любом обществе.

Математика Лефевра показывает, что, хотя в протестантской этической системе компромисс ухудшает образ ситуации (не забудем, речь идет о внутреннем представлении, о модели мира в сознании человека) и, не исключено, заставляет страдать человека, принимающего решение о компромиссе, но решение это повышает статус человека в его собственных глазах. Так что если обе конфликтующие стороны принадлежат к первой этической системе, конфликт может быть снят без ущерба для них.

Человек же коммунистической этики (второй системы оценок) не способен пойти на компромисс: это для него означает понизить статус самооценки. Зато отбросить любые компромиссы и быть непримиримым означает подъем внутреннего образа своего статуса – пусть в результате этого как угодно ухудшится другой образ – образ ситуации.

Вспомнним: «...у советских собственная гордость – на буржуев смотрим свысока!».

И не задумывался ни поэт, ни те, кто его тысячи раз цитировали, что смотреть свысока на кого-либо означает провоцировать на конфликт, то есть ухуд-шать ситуацию. Хотя, впрочем, именно конфликт, именно разрушение всего и вся было целью такой морали...

Коммунисты считают, согласно Ленину, что их учение «...правильно, потому что оно верно», то есть абсолютно.

Но может ли обладатель абсолюта хоть немного поступиться им? Нет, конечно. Любые переговоры начинаются с циничной мыслью о неизбежно необходимом обмане противоположной стороны: «Капиталисты продадут нам ту веревку, на которой мы их повесим».

Вообще в коммунистической этике нет процедуры разрешения конфликта, сохраняющего достоинство обеих сторон. Сначала они уничтожают принципиально несогласных с их доктриной (классовых врагов), потом всех сомневающихся в непогрешимости коммунистических вождей и книг, а потом всех подряд. Общество, построенное на основе второй этической системы (достижение блага путем примерения зла), непременно приходит к катастрофическим результатам и гибнет.

«Американская продавщица перестанет себя уважать, если накричит на покупателя, даже если он агрессивен, если он очевидно неправ. И на потому, что ей грозят неприятности, что она лишится работы... Американская продавщица не позволит себе быть агрессивной, потому что этоведет к падению статуса ее образа. Та же самая – в функциональном смысле слова – продавщица в Советском Союзе будет вести себя совершенно иначе. Она будет ритуально агрессивна, потому что <...> будет чувствовать себя глубоко уязвленной, если отступит без боя»,– говорил Лефевр в одном из своих интервью 1990 г.

Весьма интересен и многообещающ рефлексивный анализ процессов международной политики, в особенности когда речь идет не столько об экономике, сколько о престиже сторон конфликта. Очень интересны соображения относительно формирования лидерства в коллективе и рефлексии лидера. Неординарна гипотеза о механизме образования речи как системы инфор-мирования собеседника о собственном восприятии мира.

Все это позволило философу Ю. А. Шрейдер, написать о математике Лефевра: «...Речь идет не о частной модели того или иного аспекта человеческой психики, но о характериризующей ее фундаментальной математической структуре».

[Феникс Джонатанович ДонХуанЦзы]

http://www.fondgp.ru/lib/mmk/16
Две рефлексии

Левинтов А.Е.
В шестидесятые в Московском методологическом (тогда – логическом) кружке произошел раскол: молодой математик Владимир Лефевр стал требовать переориентации работы кружка с теории деятельности на рефлексивное управление.
Упорствующий в своих требованиях бунтарь покинул сообщество и почти в одиночку, с очень коротеньким шлейфом последователей, продолжил свои разработки в избранном направлении. Он успел издать две небольшие монографии, в том числе «Конфликтующие структуры», был даже выдвинут на премию ЦК ВЛКСМ для молодых ученых, но сам снял свою работу с конкурса, опубликовал статью в «Вопросах философии» «Формальный метод исследования рефлексивных процессов» (1971) и еще несколько статей, и, в конце концов, в семидесятые годы уехал в США, где довольно быстро стал признанным авторитетом по проблемам рефлексии. Его работы «Алгебра совести» (1982), «0.62», «Космический субъект» (1996) и другие составили кортеж новой, математизированной психологии. После перестройки В.А. Лефевр стал появляться в России, лично и публикациями на русском языке, например, «Рефлексией» (2003), усилиями В.Е. Лепского создан регулярный семинар-конференция по рефлексивному управлению.
В конце 70-х-начале 80-х лидер ММК Г.П. Щедровицкий вынужден был признать необходимость рефлексии в деятельностном подходе и тем самым пересмотреть всю свою теорию деятельности. Созданные им и кружком организационно-деятельностные игры (ОДИ) в основе своей строились как рефлексивные. Рефлексия стала знаменем системо-мыследеятельностного подхода и игротехнического движения. Новые генерации методологов и игротехников уже не различали взгляды В.А. Лефевра и Г.П. Щедровицкого, считая обоих благоговейной классикой.
И как-то затерлось и забылось, что речь идет о двух совершенно разных по своей природе рефлексиях.
Рефлексия В. Лефевра – рефлексия сознания. Она присуща любому субъекту и в этом смысле тотальна для всего человечества. Рефлексия доступна и присуща любому сознательному существу или носителю сознания (например, космическому субъекту). По сути, рефлексия сознания может быть синонимизирована с совестью (в английском языке conscience означает и сознание и совесть).
Согласно И. Канту и В. Лефевру сознание всегда эгоцентрично: оно выталкивает человека в центр мироздания и заставляет взять на себя, в пределе нравственного императива, всю полноту ответственности за этот мир. Между И. Кантом и В. Лефевром необходимо также поместить Ф. М. Достоевского и Ф. Ницше, позиции которых в этом вопросе находятся в том же ряду, а также Дж. Буля, создавшего алгебру, которой и оперирует В. Лефевр в своих теоретических построениях и моделях.
Всеобщность сознания и рефлексии позволяет (и математику В. Лефевру, и писателю Ф. Достоевскому) говорить о возможности точного описания рефлексивных переживаний и переживаний совести человеком, а, следовательно, о возможности рефлексивного управления: ведь, если сознание, совесть, рефлексия прихотливы и непредсказуемы, то и управление ими невозможно.
Помимо всего прочего, такое понимание и представление о рефлексии практически напрочь уничтожает свободу совести: человек действует не своевольно, а в твердом соответствии с этическими законами, независимо от того, знает он о них или не знает (точно так же все мы действуем в точном соответствии с законами Ньютона, независимо от оценок, полученных по физике в девятом классе, а также с законом тезаврации денег, который вообще никогда не проходили и не сдавали).
Это посягательство на нашу внутреннюю свободу, как правило, вызывает бури протеста и неприятия – постольку, поскольку задевает самую интимную и болезненную струну: «так кто я – Бог или червь смердящий?». Введение внутрь себя некоей этической универсалии похоже на уязвление и изгнание Христом бесов: кому охота избавляться от собственных прихотей и своеволия, да еще под напором бездушной и бездуховной математики? И, кроме того, это уравнивает человека со всеми другими субъектами сознания, ведь в той или иной степени и звери и птицы обладают сознанием, следовательно, им доступна рефлексия сознания и совесть.
Наиболее неприемлема идея рефлексии сознания для атеистов или неверующих, поскольку со-весть есть признание совместности знания человека с некоторым абсолютным носителем Добра и зла, диалогичности и со-вести и со-знания.
Ситуация усугубляется тем, что, по сути теории В. Лефевра, ничего другого в сознании, кроме этических оснований поступков и принятия решений, не рефлексируется и рефлексии не поддается. И в этом смысле со-знание и со-весть просты и примитивны до убожества и полной математизации.
В идеологии методологии Г.П. Щедровицкого лежит идея элитарности мышления, его недоступности всем и всяким. Одна из любимейших и наиболее цитируемых фраз его и его учеников: «Мышление среди людей также редко, как бальные танцы среди лошадей, и также нужно людям, как эти танцы лошадям».
Согласно Г.П. Щедровицкому, мышление и деятельность принципиально «безлюдны», лишены сознания и всех связанных с сознанием реальностей: эмоций, чувств, сантиментов, страстей, «психологии», озарений и пророчеств. Человек может вступить в пространство мышления и в пространство деятельности, но это для него необязательно. Более того, вступая в мышление и деятельность, человек всегда оказывается на периферии того и другого, будучи, в масштабе времени и организованности, лишь периферийным элементом. Элитность пребывания в деятельности и мышлении определяется не продолжительностью этого пребывания и даже не центральностью положения, а захваченным человеком плацдармом мышления и деятельности. В этом смысле поле деятельности, мышление и рефлексия мышления безопасны и предоставляют возможность своеволия, «озорства», а, если называть вещи своими именами, то блудливости, которую и демонстрируют наиболее продвинутые и отпетые из числа игротехников и метедологов. Изворотливость на периферии мышления и деятельности делает субъекта непредсказуемым ни в мышлении, ни в рефлексии по поводу этого мышления, рефлексивное управление в этом случае перестает быть управлением и превращается в искусство жонглирования и манипуляций: кто кого переманипулирует и перекукловодит.
Рефлексия мышления, по Г.П. Щедровицкому, есть «мышление мышления», поток мышления, ортогональный рефлексируемому потоку мышления. Мышление без мышления мышления не существует и превращает мышление в «думание», в бесплодные потуги мысли.
При всей невозможности, с точки зрения В. Лефевра, рефлексии мышления и деятельности, такая рефлексия существует. Здесь следует пояснить, почему рефлексия мышления и деятельности, по Лефевру, невозможна.
Если человек не имманентен мышлению и деятельности, если они существуют сами по себе, безлюдно и надлюдно (или межлюдно), если язык мышления (методологические схемы) отделим от носителя этого языка, человека, то исчезает субъект рефлексии, он становится необязательным, либо рефлексия приобретает черты причудливой лжи тем, кто, принципиально отсутствуя в деятельности и мышлении, рефлексирует свое принципиальное присутствие в них
Рефлексия мышления, независимо от ее теоретической обоснованности или необоснованности, имеет практику, существующую более четверти века, вполне успешную в решении многих интеллектуальных задач и проблем. Если в природе незаконное существовать не может, то в человеке может существовать все, в том числе и незаконное. Такова удивительная природа человека. Правда, вполне возможно, что настанет день, и то, что сегодня называется рефлексией мышления, окажется чем-то другим, а, с некоторой долей вероятия, подобное можно предположить и о рефлексии сознания.
В отличие от рефлексии мышления, рефлексия сознания, в принципе, просто в силу возможности ее математического описания, технологизируема. Это означает, что она вполне может быть массово репродуцирована, если на то появится спрос и нужда, например, в сфере воспитания и образования.
Страшно представить себе школу-конвейер будущего, где клонам будут ставить совесть.

[Феникс Джонатанович ДонХуанЦзы]

http://denparamonov.livejournal.com/92652.html
Рефлексия. Школа Лефевра. [Oct. 16th, 2009|11:35 pm]

[Tags|философ-атлет]

К сожалению, не смогу попасть на конференцию, организованную последователями Владимира Лефевра. Благодаря Владимиру Лепскому, я получаю приглашения, публиковался. Видел и радость сторонников рефлексивной психологии, и просто-напросто отчаяние Владимира Евгеньевича, когда он практически "объявил закрытым" рефлексивные исследования в России за ненадобностью.

Я по мере сил пытался "пиарить" эти уникальные наработки. Считаю - как и пятнадцать лет назад - Владимира Лефевра гением. А Лепский - просто молодец.
http://www.reflexion.ru/Conferences.html
думаю, что их научная программа неисчерпаема.

Тезисы свои всё-таки опубликую - наверное уже можно. Они - задорные (евпочя) - не без иронии и не без безрассудных сближений в духе лефевровской парадигмы компаративистских исследований.. Пущай лежат...
Введите содержимое врезки

ПРОДУКТИВНЫЕ СБЛИЖЕНИЯ УЧЕНИЙ О РЕФЛЕКСИИ: КОСМИЧЕСКИЙ СУБЪЕКТ ЛЕФЕВРА И ИНДИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ.
Парамонов Денис Олегович

1.При обсуждении «ритмов и интервалов рефлексии» и выстраивая на этой основе «модели музыканта», Лефевр по сути взял в оборот философской репрезентации лишь одно из следствий подобной экспликации гипотезы о соответствии звуковой ритмики и алгоритмов деятельности человеческого самосознания. «У человеческой психики есть свои собственные микроритмы, реагирующие на физические колебания», - говорит Лефевр со ссылкой на Липпса и других европейских философов и психологов[1]. Однако, изучение индийской философии позволяет усилить этот тезис и расширить горизонт возможных философских следствий в случае его принятия.
2.Во-первых, собственно, язык, на котором течение двух тысяч лет проходили дебаты и обсуждения философских проблем и который формировал релевантные фигуры рефлексии – санскрит – создан на основе фонетики. С ранних трудов индийских грамматистов звучание слова имело не меньшее значение, чем смысл его; сама установка на вербализацию, упорядоченное звукопорождение и правильное вычленение смысла слова и предложения из цепочки звуковых сигналов – являлись философской установкой и водоразделом между различными философскими школами[2]. Учебник санскрита Панини «Восьмикнижие» создан на основе фонем: «списка фонем, вариантов фонем, фонологизированных искусственной грамматической терминологией» [3]. Более того, санскрит «вынут» из ритуалов и церемоний, в которых каждому звуку и фонетической связке соответствовало определённое «место»-«топос» или действие-реакция участников жертвоприношений. При этом, санскрит является образцом, канонической «матрицей» для работы сознания и мышления, принципом организации эмпиричностей сознания, схожей с организацией фонем по правилам орфографии, фонетики и грамматики.
Из практики трактовки Вед, в рамках которой применялись в равнозначной степени этимологический, фонетический, семантический, логический и т.д. виды анализа священных текстов «шрути» (услышанных) и смрити (запомненных) – возникли философские школы древней Индии – даршаны – которые индолог Давид Зильберман прямо идентифицировал с понятием «рефлексия» [4].
Во-вторых, взаимодействие звука, ритмизированного звучания слова и «высших психических функций» (понимания, рефлексии, мышления) оформилось в рамках индийской философии в виде понятийного конструкта, в котором важнейшая роль отводилась понятию sphota. Последнее не только обозначало «звучание буквы», но символизировало отношения между звучащими словом, интуицией («схватыванием») смысла и Вселенскими, космическими ритмами воплощения Высшей Речи. В связи с этим, учитывая распространённое учение индусов о создании Вселенной при помощи звука, sphota приобретает значение мировой универсалии, символизирующей ритмику звука, мышления и Вселенной.
В-третьих, на основе указанной концептуализации звуков, мыслительных процессов и ритмов Вселенной, философскими школами выстраивалась наглядная модель «уровней» воплощения звука-Слова и уровней понимания (рефлексии) законов постижения мира по мере осознавания обозначенных уровней. Данная экспликация способна дополнить новыми смыслами базовую «уровневую» модель рефлексии Владимира Лефевра («уровни» рефлексии у Лефевра появляются ещё в ранних работах - см. также его «восходящая рефлексия», «нисходящая рефлексия» и т.д.), «пронизать» звуковыми аналогиями гармонию сосуществования Космоса и Космического субъекта с многослойной рефлексией последнего…
3.Помимо речения, звука, фонетики и т.д., теория Лефевра дополняется и обогащается с помощью представлений школы кашмирского шиваизма о spanda – Божественной Вибрации [6]. Очевидно, что «телесная» и «духовная» вибрации, пронизанные процессом самосознания, сходны с представлениями Владимира Лефевра о рефлексии как «тепловых машинах», хотя именно в «термодинамической модели» рефлексии процессы собственно вибрации (и резонанса) не рассмотрены. Кроме того, синтез в этом понятии spanda представлений о реальной «физической» вибрации в связи с процессами осознания Абсолюта примечателен тем, что вибрация и осознание достигают ритмичной «спанды» в связи с визуализацией Видящей Речи и Вселенской Речи (paśyanti vāc), в связи с насыщенными световыми (люминативными) коннотациями понятий, обозначающих работу мышления. Таким образом, вибрацию может «породить» особым образом организованное визуальное поле, иконизм воображения, - этот позволяет «вернуться» к ранним «визуальным» моделям рефлексии самого Лефевра и осуществить «алгебру и алфавит рефлексивной вибрации», объединяющей психические и физические детерминанты рефлексивных ритмов.
4.Звук «ОМ» и традиции его рецитации не раз прямо или косвенно обозначались Лефевром и его учениками как наглядный пример конкордации психики и звуков. Однако, этот пример может ещё более эвристично описан в связи с принятием во внимание техник визуализации, сопровождающих рецитацию, онтологического статус мандал, а так же с учётом высказанных выше тезисов.
5.С учётом того, что принципы программирования и криптографии прошлого века были основаны на исследованиях естественного языка, причём в качестве такового принимался английский аналитический язык, то санскрит и рефлексия, «встроенные» в ритмику вибрации, а также соответствующий «визуальный алфавит», созданный на основе sphota, может дать толчок формированию принципов программирования и коммуникации следующего поколения.
6. Есть ещё одно несколько неожиданное следствие более пристального рассмотрения феномена «психо-физического резонанса» - обогащение человеческих чувств, ранее описанных в основном в художественной литературе, концептами исторического опыта и философии истории. Это «непроизвольная память», «ностальгия», «поиски утраченного времени» и т.д. «Ностальгия» - неологизм, пущенный в оборот швейцарским врачом Иоганнесом Хофером в 1688 году, состоит из двух греческих слов: «nosteo» («счастливо возвратиться к родным пенатам» и «algos» («боль»). Современный философ истории Рудольф Анкерсмит убедительно доказывает [7], что «исторический опыт», опыт переживания прошлого как возвышенное чувство, сопровождается «ностальгией» и «грустью утраты прошлого»; нередко историческое чувство возникает непроизвольно, как у героев Пруста возникают воспоминания детства. При этом, наиболее отчётливо это щемящее чувство возникает при особом «резонансе», возникающем зачастую при созерцании картин или каком-либо другом «прикосновении к прошлому». В этом случае происходит «мифологизация прошлого», сродни «погружению в шиваистский миф» философов кашмирского шиваизма. В этой связи уместно поставить вопрос о мифе резонансов Лефевра – или же о феноменологии чувств, утраченном времени, которое вызывается в памяти при осознании рефлексивного резонанса.
7.Самосознание субъекта в современном мире в условиях перенасыщенности информацией и экранами перцептивного поля человека, востребует новые формы концептуализации информации, её усвоения, иерархизации и шкалирования. В этих условиях «алгебра и алфавит рефлексивной вибрации» позволит предсказывать поведенческие стратегии и фигуры самосознания.

[Феникс Джонатанович ДонХуанЦзы]

http://fishka.spb.ru/artickles/prikl.../reflexia.html
Трубицын В.А.
Попытка рецензии на книгу Владимира Лефевра РЕФЛЕКСИЯ.
1
Лефевр – это специалист в области психологии и антропологии, эмигрировавший в США в 1974 году. Он существенно расширил понятие рефлексии, испокон веков понимаемое лишь как способность анализировать собственные мысли. «Ещё в 60-е годы он ввёл понятия рефлексивной системы и рефлексивного управления, существенно изменившие парадигму исследования сложных социально-культурных объектов. Лефевр показал, что теория, описывающая такие объекты, являясь их внутренней компонентой, способна разрушить собственную истинность. Поэтому изучение рефлексивных систем требует пересмотра традиционных отношений между исследователем и объектом исследования» - пояснил В. Лепский в аннотации к книге Лефевра (2003). (Рефлексивная система – это система зеркал, многократно отражающих друг друга).
Карл Поппер добавил: «Это – психология морали, понимаемой в новом смысле».
По мнению Лефевра рефлексия в общем смысле – это направленность человеческой души на самое себя. Пионером в развитии новейших понятий рефлексии был Джон Локк. Он утверждал, что рефлексия - это «особое оперирование субъекта с собственным сознанием, порождающее в результате идеи об этом сознании». Поскольку ни Локк, ни впоследствии Вундт не могли до ХХ века создать теоретическую модель человека, то в новое время в век торжества физики и астрономии толчок в развитии психологии смогли дать Вебер, Фехнер и Гельмгольц, «начавшие использовать физические модели и экспериментальные процедуры для объяснения человеческих реакций».
Затем появился американский бихевиоризм с главной фигурой Джоном Уотсоном. Сторонники этого направления стремились избегать упоминания о субъективных, ненаблюдаемых качествах. Бехтерев создал рефлексологию – науку не о об образах, а о реакциях. «Что не имело ничего общего с поняти-ем о рефлексии в смысле Локка, - заметил Лефевр. - Как и Уотсону, ему хоте-лось изгнать из психологии душу». То есть всякое внутреннее состояние человека он объяснял только внешними реакциями. Павлов связал рефлексы с деятельностью мозга, разделив их на условные и безусловные (врождён-ные). Он сурово ругал ассистентов, веривших в то, что собака имеет внутренний мир: способна любить и т.д.
Позитивизм затормозил развитие психологии, уделяя несоразмерное внимание языку, а не моделям.
В беседе с Н. Кузнецовой Лефевр так объяснил суть своего метода: «Главное – разорвать личные отношения с душой… нарисовать её какими-то мело-выми штрихами на доске, говорить о внутренних потрохах человека, не дрожа от возбуждения и умиления, а рассматривая внутренний мир как материал, прямо на доске». Далее – в статье «От психофизики к моделиро-ванию души»: «Из значков и символов я конструирую структуру, репрезен-тирующую личность, имеющую образы самой себя и других, а так же образы, которые есть у образов; я создаю особую картинку личности: слово «картинка» - не метафора, это реальное изображение на листе бумаги. С другой стороны, моя картинка – это репрезентация булевой функции. Следовательно, в одной репрезентации я комбинирую как структурные, так и функциональные свойства. Каждая «личина» структуры имеет собственную логику. Работая в логике структур, мы можем на время забыть о функциях, преобразовать структуру и затем вернуться к логике функций».
Доктор психологических наук В. Лепский, составитель третьего издания книги Лефевра (2003), утверждает, что:
- теоретическая модель психики Лефевра сделала возможным увидеть глубинную природу психофизических законов и человеческих эмоций, а также открыть их неожиданную связь с размерами музыкальных интервалов и структурами элементарных мелодий
- рассмотреть совесть человека как особый психологический феномен (в книге «Алгебра совести»)
- построить мост над глубочайшей пропастью, разделяющий мир науки и мир субъективности и искусства
- значительно расширить зону приложения математики, показав, что она может с успехом применяться для представления человеческой рефлексии, внутренних переживаний и даже свободы воли
- представить крупномасштабные социальные явления, такие, как например, информационная война, в виде взаимодействия макро-субъектов, способных многократно отражать друг друга и проводить рефлексивное управление (чем особенно прославились страны Запада в международных отношениях)
- дать возможность Джорджу Соросу, одному из крупнейших финансовых спекулянтов, вероятно, позаимствовать у Лефевра методологию воздействия на мировые финансовые рынки
- выдвинуть гипотезу о том, что рефлексивные системы неслучайны во Вселенной и неотделимы от известной попытки обоснования необходи-мости включения феномена человеческого сознания в картину мироздания.
2
Книга содержит 4 монографии, 2 статьи и дополнительные материалы (публицистика, дискуссии, интервью…). Всего разу не охватить…
В рефлексивное управление входит, например, маскировка военных объектов, создание ложных целей, дезинформационные провокации и т.д. Более сложным видом является формирование ошибочной доктрины противника посредством его «обучения». (Как пример – многократный однозначный ответ на уловку соперника с резким изменением стратегии в решающий момент). Сюда же примыкает умение создавать ложную картину на театре военных действий в сознании противника, провоцируя его удар на якобы неприкрытый фланг и т.д. Как и подбрасывание противнику якобы своего ложного восприятия общей ситуации методом специальных операций. Весьма важным способом является нейтрализация «дедукции» противника – например, в случае прорыва немцами французского фронта у Седана (1940), когда после прорыва линии фронта немцы имели возможность направить танковый удар в разные цели – а в какую именно, невозможно было определить.
Более сложным методом является управление противником, который сам ведёт рефлексивное управление. Что относится к высшему пилотажу контрразведок. Ну и, наконец, есть рефлексивное управление противником, который слишком понадеялся на безгрешность применения математической теории игр.



Автор, как видите, ограничился в основном примерами из военных игр. Хотя на наш взгляд многие примеры рефлексивного управления давно известны в настольных комбинационных играх, что является более универсальным примером для всех отраслей знания, где оно встречается. Например, в трёхсторонней шахматной игре ДИПЛОМАТ (в игротеке сайта www.fishka.spb.ru), являющейся, по сути, обоснованием принципов многосторонней дипломатии вообще, осуществляется не только рефлексивное управление сразу двумя независимыми друг от друга игроками, но и описывается концепция конкурентной морали. Которая не имеет ничего общего с благостной моралью религиозно-философского плана. Ещё дальше шагает рефлексивное управление в синхрошахматах с одновременным выполнением ходов. В этой игре цепочка рассуждений вроде «я думаю, как думаешь ты о том – что думаю я…» является основным правилом. В реальных жизненных ситуациях её исход не поддаётся математическому решению. И игроку, осознавшему, что он уже находится в указанной ситуации, остаётся лишь бросить монетку для случайного выбора одного из вариантов ответного хода.



Потихоньку мы переходим ко второй монографии – от «Конфликтующих структур» к «Космическому субъекту».



Веря, что мы не одиноки во Вселенной, Лефевр строит метафорическую картину мира, в которой разумные существа способны вмешиваться даже в космологическую эволюцию (!). Чтобы показать связь феномена человека с фундаментальными физическими законами. Но прежде, само сбой, исторический ракурс.



Он отталкивается от «потрясающей по своей поэтической силе космоло-гической концепции Н.Ф. Фёдорова (1826 - 1903), который, будучи глубоко верующим христианином, соединил в своей схеме мира веру с неминуемым воскрешением мёртвых с технологическим прогрессом».
Воскрешение мёртвых возложено Богом на человека, а остальное – дело техники. Но именно в этом Фёдоров видит главное предназначение человека. Хотя и не очень понятно – почему. Есть задачи и покрупнее: познать тайну мироздания, тайну жизни – и пронести факел жизни по Вселенной. Хотя новейшие научные открытия и доказали, что вечности нет, наше время ограничено жизнью Солнца – да и сама Вселенная склонна превратиться в ничто. Хотя, конечно, в весьма отдалённом будущем. Ну и что? Тут важна сама философия: мы обречены вместе с мирозданием – так и не поняв его. Однако обидно…
А Лефевр соглашается с Фёдоровым: «В этом состоит высший смысл познания природы, и только это оправдывает неудержимое индустри- альное развитие»… (Ой ли?). Попутно Лефевр обеспокоен тем, что воскресших некуда будет размещать – что потребует нашей срочной экспансии в другие миры, что само по себе является ещё более сложной задачей. Да, да – более сложной. Ибо трёхмерные голограммы с той или иной моделью личности уже существуют. А путешествие обезьяны в джинсах к звёздам всё еще трудно представить даже в самых буйных фантазиях. Проще послать туда автоматику будущего – да и то через океаны времени в миллиарды лет… То есть всё равно, что на тот свет. И безо всякой надежды на обратную связь… Но Фёдоров призывал приступить к решению указанной задачи немедленно! Сходные идеи были озвучены недавно Ф. Типлером (1994).



Весьма известный француз П. Тейяр де Шарден (1881 - 1955) предположил, что в начальном состоянии Вселенная состоит из особых частиц, каждая из которых обладает как материальным так и духовным аспектами. Как бы возвращая нас в ту эпоху, когда религия и наука составляли одно целое. Что вполне простительно было для теолога и антрополога в одном флаконе. Тем не менее, его книга о феномене человека до сих пор весьма популярна. Эволюция у него в конечном итоге начинает управляться человеческим сознанием и завершается в точке «Омега», в которой Вселенная превращается в единое гуманное и разумное существо. Вполне красивая сказка для дикарей, погрязших в бесконечном самоуничтожении. Эти придурки всем своим существованием постоянно опровергают де Шардена. А Юлиан Фрумкин-Рыбаков, блистательный поэт современного Петербурга, спасает его идею в книге «Дайте жизни оболочку»:
на грани двух миров и сред
квант духа переходит в свет



Прекрасные поэтические метафоры Фёдорова и де Шардена оказались неспособными быть соотнесены, как выразился Лефевр, формально-математическими представлениями о Вселенной. На что, безусловно, претендует сам Лефевр. Его книга переполнена мухобойными формулами. Но не только. В ней масса весьма смелых предположений. Включая возврат к фантастике де Шардена с точки зрения новой науки.