Любовь в социологии и культурологии
В связи с развитием социальной теории, гендерных и культурных исследований в XX веке, социологическая наука оказалась очень восприимчивой к теме любви. Одной из самых ярких работ на эту тему оказалась монография израильского социолога культуры Евы Иллуз «Потребляя романтическую утопию: любовь и культурные противоречия капитализма» (1997), а также ее продолжение «Почему любовь ранит: социологическое объяснение» (2012) .
Для Иллуз тема любви находится на пересечении исследований эмоций, культурных паттернов и способов коммуникации.
В своей первой книге она настаивает на том, что современное восприятие романтической любви тесным образом связано с развитием капитализма с тех пор, когда он начинает ориентироваться на эмоциональную работу с потребителем. Любовь начинает коммодифицироваться (commodification of romance, термин Иллуз), то есть превращаться в товар.
В то же время эмоциями наполняются и сами товары, превращаясь в неотъемлемые элементы развития любовной истории (emotionalization of commodities). Иллуз изучает рекламу, кино и женские журналы, в которых представление романтических товаров задает вектор определенного эмоционального настроения: аксессуары и парфюмерные ароматы, позволяющие возлюбленным привлекать партнера, романтические круизы для двоих. Она проводит серию биографических интервью и предлагает участникам проанализировать изображения — например, семейный фотопортрет эпохи Великой депрессии и фотографию романтического ужина в ресторане из какого-нибудь гламурного журнала, определив, какая из них наиболее полно «отражает романтическую любовь». Иллуз интересует тот факт, что «товары» всегда сопровождают представления респондентов о «романтической любви».
Ее исследования выявили важную связь любви и индустрии досуга и впечатлений, особую роль здесь играет развитие культуры свиданий — когда участники буквально «сбегают» из дома в поисках счастья и попадают в ловушку культурной индустрии, предлагающей немыслимое количество активностей для подогревания любовного чувства: романтические кафе, кинотеатры, парки развлечений, туристические достопримечательности.
Иллуз называет их «романтическими активностями». Серия интервью позволила ей выделить следующие категории «активностей»: гастрономические (например, совместная готовка еды или поход в ресторан), культурные (выходы в оперу, кино или посещение спортивных мероприятий) и туристические (поездки за город или в совместный отпуск за рубеж).
В дальнейшем Иллуз делит респондентов по их отношению к потреблению. Например, в зоне «явного потребления» вся романтика выстраивается вокруг покупки или приобретения «эмоционально заряженных» товаров. Сюда попадают, например, поход в дорогой французский ресторан, выпивка в баре, покупка билетов в оперу, поход в кинотеатр, круиз или поездка на Лазурный Берег.
Напротив, в зоне «косвенного потребления» участники интервью делали акцент на совместном времяпрепровождении, которое лишь отчасти связано с потреблением. Сюда попадает совместная готовка или романтический ужин при свечах в домашней обстановке, просмотр кинофильмов или прослушивание музыки, а также поездки за город на рыбалку или пикник (для их организации необходимо, например, взять напрокат фильм или купить продукты, но это не главное).
Наконец, в «слепую» зону попали активности, на первый взгляд не связанные с потреблением. Сюда входят совместные разговоры друг с другом или бесцельные прогулки по городу, а также сексуальная жизнь пары. Тем не менее, как говорит Иллуз, эти практики «осуществления любви» через проживание романтического момента не являются автономными, в культуре они, скорее, сосуществуют друг с другом.
В своей следующей книге «Почему любовь ранит» она возвращается к теме любви. На этот раз в центре не мифология романтической любви, а культурное значение выбора, вокруг которого выстраивается современный любовный дискурс.
По ее мнению, мы сталкиваемся с процессом выбора ежедневно, и в него наряду с экономикой и политикой оказывается втянутой любовь. Иллуз говорит об «архитектуре» или «экологии» выбора. Агенты, которые хотят сделать выбор (будь то выборы продуктов или выбор партнера), тут же оказываются вовлеченными в ситуацию, в которой партнеров много, однако наш выбор будет заранее обусловлен экономическим, культурным и социальным капиталами.
Здесь Иллуз следует логике французского социолога П. Бурдье, который понимает под капиталом те преимущества и ресурсы (доходы, образование, социальный статус, репутация и т. п.), которые организуют наши действия, и — как следствие — эти капиталы каждый раз воспроизводят неравенство наших возможностей.
Иллуз также спорит с экономистами и психологами, которые настаивают на том, что выбор является естественным следствием нашей рациональности. На ее взгляд, на романтический выбор влияют, прежде всего, порожденное разными капиталами социальное неравенство, а также сложность выстраивания эмоциональных связей в обществе повсеместного капитализма, когда логика менеджмента и самооптимизации проникает в область наших чувств.
Любовь причиняет нам боль, потому что влюбленные в условиях «эмоционального капитализма» сталкиваются лишь с иллюзией выбора, который для них, по мнению Иллуз, уже предопределен.
Что еще почитать о любви с точки зрения социологии и культурологии:
- Луман Н. «Любовь как страсть»
- Бауман З. «Жидкая любовь»
- Гидденс Э. «Трансформация интимности: сексуальность, любовь и эротизм в современном обществе»
Любовь в когнитивных науках и антропологии
Можно ли исследовать любовь с помощью МРТ? В своей книге «Почему мы любим: природа и химия романтической любви» (2004) антрополог и исследователь человеческого поведения Хелена Фишер пытается найти ответ на этот вопрос.
Психолог и биолог по образованию, Фишер ищет доказательства того, что любовь — универсальное чувство, которое объединяет всех (мужчин и женщин, гетеросексуалов и гомосексуалов, людей и животных) и не зависит от культурного, социального или иного опыта.
Уже в первых главах она заявляет: «Любовное влечение — это универсальное человеческое переживание». По ее мнению, романтическая любовь — одна из трех базовых установок, позволяющих отрегулировать репродуктивное поведение человека. Романтическая привязанность заставляет человека концентрироваться на одном конкретном объекте любви и не тратить время на заранее проигрышные варианты (те, которые не приведут к совместной жизни и размножению).
В Нью-Йоркском университете Стоуни-Брукс вместе с аспирантами психологического факультета Фишер запустила многосторонний проект, посвященный изучению влюбленности. Фишер интересовали механизмы, которые вызывают в нас те чувства, что писатели и художники, композиторы и философы в разные эпохи называли «божественным безумием».
Другими словами, ее интересовало, как устроенная романтическая страсть. Чтобы ответить на этот вопрос, Фишер решила прибегнуть к технологии функциональной магнитно-резонансной томографии и получить изображение человеческого мозга в состоянии сильной влюбленности.
Помимо МРТ она использовала статистический анализ (ее ассистенты обрабатывали данные анкет респондентов опросника «Что такое любовь?», состоящего из 55 вопросов), а также интервьюировала людей, как они переживают сильную влюбленность. В течение шести лет Фишер и ее помощники просканировали мозг 40 влюбленных, из которых половина респондентов были безумно влюблены, а вторые отвергнуты или недавно расстались со своими возлюбленными.
В первых главах Фишер анализирует произведения мировой культуры от Античности до конца XX века, в которых основной темой является любовь (стихотворения, проза, пьесы и т. п.). В этих произведениях она ищет переменные, которые ей нужны для последующего анализа: выделяет «страсть» или «пыл», которыми охвачен влюбленный человек; «стремление к эмоциональному единству»; «резкие перемены настроения от радости до отчаяния»; «эмоциональную зависимость»; «эмпатию»; «сексуальную верность» и т. п.
В следующей главе антрополог пытается разобраться с феноменом «животного влечения». Оказалось, что в мире животных тоже существует подобие «любви с первого взгляда».
В нем мгновенная симпатия позволяет самцам и самкам приступить к размножению в рамках того времени, которое отведено каждому виду для этого занятия.
По мнению Фишер, «животный магнетизм» роднит людей и животных и по многим другим параметрам. Например, собственнический инстинкт и охрана партнера свойственны многим живым существам. Фишер приводит примеры животных, которые, подобно человеку, могут выражать свое обладание партнером через невербальные жесты (например, самец медведя гризли часто кладет лапу на плечо самке в период размножения, демонстрируя «свою территорию»).
Подобное поведение животных в совокупности с повышенной энергичностью, эйфорией, страстной устремленностью позволило Фишер связать романтические чувства человека и животных с выработкой общих химических веществ в мозге — дофамина и норадреналина.
«Романтическая страсть — универсальное человеческое чувство, возбуждаемое некоторыми химическими веществами и цепочками в мозге», — считает она.
Повышенная концентрация
дофамина в мозгу объясняет, почему влюбленные испытывают радостное возбуждение при виде партнера. Избыточный выброс этого нейротрансмиттера заставляет человека испытывать повышенную возбудимость в случае, если отношения находятся под угрозой.
Рост концентрации дофамина приводит также к выработке
тестостерона, гормона сексуального желания. Как правило,
норадреналин сопровождает действие дофамина.
Повышение норадреналина объясняет способность влюбленного человека запоминать мельчайшие детали и аспекты поведения объекта страсти. Когда уровень дофамина и норадреналина повышается, уровень серотонина снижается. Влюбленные начинают впадать в возбудимое полубезумное состояние, предаются навязчивым фантазиям, размышлениям, мечтательности, теряют аппетит и сон.
Однако Фишер не спешит с выводами: напротив, она говорит, что эта теория о влиянии химических веществ осложняется наличием множества факторов — прежде всего, неравномерным распределением этих веществ в мозге. Кроме того, они взаимодействуют со многими другими веществами, участвуют в сложных химических реакциях и их влияние может быть другим.
Далее антрополог приступает к сканированию мозга влюбленных. В ходе эксперимента участниками показывали снимки их возлюбленных, а затем снимки совершенно посторонних людей. Кроме того, участники могли сами оценить уровень своей страсти по «шкале любви», которую изобрели Фишер и ее команда. Фишер обнаружила зоны возбуждения в зоне хвостатого ядра, которая, по мнению ученых, всегда отвечала за управление движениями тела. Однако при просмотре фотоснимков у влюбленных проявлялась повышенная активность в этой зоне. У тех, кто набрал высокие результаты по «шкале любви», сильнее возбуждалась как раз эта зона при просмотре фотоснимков возлюбленных.
Фишер исследовала мозг не только счастливо влюбленных, но и тех, кто пережил разрыв с любимыми или невзаимную любовь.
Выводы, к которым она пришла в ходе второй части исследования, подтверждают ее гипотезу о влиянии химических веществ: повышение дофамина и норадреналина ведет к постепенному снижению серотонина, отчего многие влюбленные испытывают депрессию, потерю интереса и воли к жизни. Критическое снижение серотонина способно спровоцировать самоубийство на почве несчастной любви.
Фишер пытается предостеречь читателей от неконтролируемой страсти. По ее мнению, такие крайности, как неразделенная любовь, способны толкать влюбленного на ревность и многочисленные преступления. Она предлагает систему «12 шагов: рецепт долгой любви», основанную на избавлении от любовной зависимости или от навязчивых воспоминаний.
Часто влюбленные лечатся от зависимости при помощи антидепрессантов. Фишер считает, что они негативно влияют на нашу способность влюбляться снова (однако лучше следовать предписаниям своего врача).
В любом случае, чтобы влюбиться, лучше заняться чем-то новым, отправиться в совместное путешествие в новое место или найти нового сексуального партнера. Любая совместная активность способна разбудить романтическую страсть.
Фишер также считает, что мы живем в эпоху «триумфа любви», когда возрождается интерес к любви и ее универсальным паттернам. Романтическая любовь способна пережить войны и революции, движет культуру, уходит корнями в доисторическую эпоху и имеет крепкие основания в человеческом мозге.
Древовидный вид