https://knife.media/mediaframing/?ut...zen.yandex.com
Медиафреймирование: как СМИ и социологи манипулируют нашим мышлением
Медиа и социологи не только сообщают нам факты о нашем обществе, но и создают их: задавая вопросы в разных формулировках и по-разному интерпретируя ответы на них, можно заставить людей поверить в совершенно разные вещи. Ярким примером опроса, формирующего общественное мнение, стало опубликованное в середине апреля исследование «Левада-центра», в ходе которого людям задавали вопрос о необходимости ликвидации различных социальных групп. Cоциальный антрополог Ирина Душакова объясняет, как исследования такого рода стимулируют ксенофобию — и как можно изучать ненависть к непохожим, не поощряя ее.
Представьте карточную игру, в которой есть ведущий и игрок. У ведущего в руках три карты, одна из них — дама. Ведущий показывает их игроку, а затем бросает одновременно на стол в закрытом виде. Игрок делает ставку на карту, которую считает дамой. Цель ведущего — любыми способами сделать так, чтобы игрок проиграл. Если фокусник искусен, игрок проигрывает не в тот момент, когда выбирает неправильную карту (правильной, возможно, на столе уже нет), а когда согласился на игру.
Машины фреймирования
Так
объясняется эффект успешного фреймирования в рецензии Дэниэла Кассино на классическую работу Роберта Энтмана, ведущего специалиста по медиафреймированию, профессора Университета Джорджа Вашингтона. Вслед за теоретиками фрейм-анализа Дворой Яноу и Мерлином ван Хульстом мы можем
определить фрейм (буквально: «рамка», «кадр») как «способ, которым участники, погруженные в ситуации взаимодействия, воспринимают социальные реальности, представляя их самим себе и окружающим». Эти рамки организуют наше понимание наблюдаемых ситуаций, с их помощью мы интерпретируем происходящее вокруг нас. В результате одно и то же событие один участник может понимать как «игру», другой — как «фарс», третий — как «социологический опрос» — вариантов много.
Фреймировать событие (текст, ситуацию) — значит сделать заметными, важными одни детали и невидимыми, нерелевантными другие, исключить что-то из нашего поля зрения.
Выбор фрейма для описания события может быть рутинным, неосознаваемым, но может быть и манипулятивным. Важно, что в обоих случаях тем, кто знакомится с уже готовым описанием, эти интерпретативные рамки обычно кажутся естественными, не ставятся под сомнение. И даже если мы не согласны с выводами, вытекающими из конкретной трактовки ситуации, фреймы заставляют нас непроизвольно соглашаться с самой моделью интерпретации, как в случае с манипулятивным вопросом «Перестал(а) ли ты пить коньяк по утрам: да или нет?».
Может быть интересно
«Вы что, лесбиянки?» Эксперты — о том, что делать с уличным насилием против женщин
Так происходит фреймирование и в более сложных случаях — например, при обсуждении в СМИ проблем ядерной энергетики. Как
показывали Уильям Гэмсон и Андре Модильяни, когда ее удается представить в качестве безопасного источника электричества, люди спорят о том, сколько атомных электростанций нужно построить и где. Но само строительство АЭС остается вне всяких сомнений.
Бывает, что одно и то же событие фреймируется практически противоположным образом. Казалось бы, в случае с социологическими опросами это затруднительно: какие разночтения могут быть при работе с цифрами? Но даже из набора предложенных цифр можно выбрать разные, сделав именно их информационным поводом. Так, в ноябре 2019 года «Левада-центр»
опубликовал опрос об эмигрантских настроениях. Одно издание
выпустило заметку «
Почти половина российской молодежи хочет уехать из страны», а
другое — «
Проект „Пора валить“ провален: граждане России хотят жить на Родине». Именно так работает фреймирование.
Между мнением отдельного человека по какой-либо проблеме и тем, что мы узнаем об общественном мнении из медийных сообщений, всегда стоит работа как минимум двух фреймирующих машин: опросной и медийной. Каждая из них сужает (кадрирует) наше пространство восприятия и интерпретации происходящего. Между этими машинами устанавливаются разные отношения: они могут дополнять друг друга, могут конфликтовать и пр.
Но иногда фреймирование, заданное в социологическом опросе (в формулировке вопросов к респондентам, в предлагаемых вариантах ответов), оказывается слишком жестким, не оставляя ни респондентам, ни СМИ пространства для интерпретации или заставляя их по умолчанию согласиться с неоднозначными посылками. Так случилось с недавним опросом «Левада-центра», вызвавшим шквал возмущения в социальных сетях и волну публикаций в СМИ.
Фреймирование в опросе «Левада-центра»
20 апреля 2020 года «Левада-центр»
опубликовал опрос о том, как люди считают правильным поступать с теми, «чье поведение отклоняется от общепринятых норм». Вопрос звучал так: «В нашем обществе встречаются люди, чье поведение отклоняется от общепринятых норм. Как, по вашему мнению, следовало бы поступить с…?» Далее следовал набор из 14 категорий, «чье поведение может рассматриваться как преступное и/или девиантное» (цитата из комментария к опросу): 1) бездомные, 2) люди с ВИЧ/СПИД, 3) алкоголики, 4) люди с тяжелыми психическими нарушениями, 5) попрошайки, 6) наркоманы, 7) проститутки, 8) феминистки, 9) геи и лесбиянки, 10) члены религиозных сект, 11) экстремисты/радикалы, 12) террористы, 13) педофилы, 14) убийцы.
Ознакомившись с этим набором категорий, очень
напоминающим борхесовскую классификацию, респондент должен был выбрать один из 4 вариантов ответа на вопрос «Как следовало бы поступить с каждой из этих категорий людей?»: 1) ликвидировать, 2) изолировать от общества, 3) оказывать помощь, 4) предоставить их самим себе — либо 5) сказать, что затрудняется с ответом.
Таблица с данными опроса
* В 2020 году некоторые названия позиций из списка были заменены более нейтральными альтернативами, например, «бездомные» вместо «бомжей» и «люди с ВИЧ/СПИД» вместо «больные СПИДом»
Читайте также
Что такое наркофобия
Вернемся к идее игры, предложенной Дэниэлом Кассино в рецензии на книгу Роберта Энтмана. Ровно в тот момент, когда СМИ решают опубликовать статью о результатах этого опроса, они проигрывают: на столе больше нет правильной карты. Как и респондент, отвечая на вопрос, так и СМИ, освещая его результаты, фактически соглашаются со следующими утверждениями:
1) поведение всех перечисленных категорий людей «девиантно и/или преступно» (что приравнивает девиантное поведение к преступному, уравнивает геев и лесбиянок с убийцами, а феминисток с педофилами);
2) все эти категории людей требуют специального обращения с собой;
3) во всех этих случаях допустимо думать о перечисленных вариантах специального обращения, включая ликвидацию и изоляцию.
Чтобы осознать радикальность этих утверждений, попробуйте сочетания перечисленных категорий людей с вариантом ответа «ликвидировать». Надеюсь, вам не понравится. И на случай, если у кого-то из читателей возник вопрос, не является ли фреймирующим мой аргумент про радикальность утверждений, отсылающий к моральным основаниям опроса: да, является. Но почему соцопросы должны быть исключены из области критики морали? Никаких оснований для этого нет.
Разумеется, социологи, работающие в «Левада-центре», — люди просвещенные и далекие от того, чтобы ликвидировать какие-то категории населения. Почему же они тогда задают респондентам подобные вопросы? Вопрос задается с 1989 года в рамках исследовательского проекта «Советский человек». Сначала он был открытым,
рассказал BBC директор «Левада-центра» Лев Гудков, и вариант «ликвидировать» предлагали сами респонденты. Часть из них имели в виду физическую ликвидацию, а часть — ликвидацию явления: создать условия, при которых оно станет невозможным.
С тех пор социологи оставили эту формулировку в вопросе «как выражение крайней степени агрессивности и репрессивности сознания», говорит Гудков:
«Нравственные сомнения понятны, но есть определенный контингент, который так думает. И они очень агрессивно настроены, вплоть до уничтожения».
Но сейчас 2020 год. Едва ли значительная доля людей из репрезентативной выборки до сих пор живет в 1989-м.
Вдобавок мы не знаем, какими были устные реакции респондентов на предъявление этого вопроса.
Древовидный вид
